Сочинения в трех томах. Том 1

Через пять минут запыхавшийся клерк вернулся.

— Мистер Пуанзет четверть часа тому назад выехал в Сан-Антонио.

— В Сан-Антонио?

— Да, сэр, говорят, в миссии большие разрушения.

Глава 7

В КОТОРОЙ КОЛЕБЛЕТСЯ ЗЕМЛЯ

И РУШИТСЯ ПРАВОСУДИЕ

День после убийства Виктора Рамиреса навсегда останется памятным в истории Гнилой Лощины. Не скажу, чтобы убийство было столь редким событием в этом идиллическом поселке; на улицах не раз находили трупы не только рядовых, но подчас и именитых граждан; что же до мексиканца, он был совершеннейший чужак и решительно никому не внушал симпатии. Нет, гибель мексиканца пробудила столь бурный интерес потому, что подозрение в убийстве сразу пало на мистера и миссис Конрой, лиц в поселке известных и уже без того попавших под огонь общественной критики.

Первым, кто сообщил о происшествии, была Сол; бродя по холму Конроя, как видно в поисках пропавшего постояльца, она наткнулась на труп несчастного. Некоторые остряки, пристрастно истолковывавшие интерес мисс Кларк к Рамиресу, пытались утверждать, что он покончил с собой, не найдя другого способа от нее отделаться; но, как скоро пронеслась весть о бегстве Гэбриела и его жены, подобные шуточки пришлось отбросить. А тут кто-то из старателей заявил, что утром в тот самый день видел, как Гэбриел тащил за шиворот мексиканца, подталкивая его коленом и браня на чем свет стоит. Засим последовало и свидетельство мисс Кларк, которая сообщила с большой охотой, что лично видела, как миссис Конрой тайно беседовала с Рамиресом незадолго до убийства. Китаец, посланный с письмом вослед Гэбриелу, рассказал без всякой охоты, что вскоре после того, как вышел из дома, услышал в кустах шум и крики о помощи. Впрочем, это показание китайца было исключено из материалов предварительного следствия в согласии с прославленным законом штата Калифорния, гласившим, что человек, исповедующий языческую веру, тем самым уже является лжецом; истина рождается лишь в сердце арийца христианской веры. Общественное мнение тоже отвергло показание китайца, во-первых, потому, что оно противоречило уже принятой версии о бегстве Гэбриела; во-вторых, по той причине, что всякий китаец — разве вы не знаете этого? — обязательно что-нибудь да напутает. Имелось и свидетельство старателей, работавших в забое у подножия холма; они показали, что лично видели проходившего в предвечерний час Гэбриела. Только один важный пункт ускользнул как от следственных властей, так и от общественного мнения. О записке миссис Конрой, которую первой подняла Сол и передала миссис Маркл (а та в свою очередь адвокату Максуэллу), не знал никто, кроме лиц, уже известных читателю.

В продолжение этого дня возникло более дюжины гипотез самого сенсационного свойства; сменяя одна другую, они различным образом разъясняли причины убийства. Первая гласила, что Гэбриел застал жену с любовником в самый момент побега и прикончил его на месте. В другой утверждалось, что Гэбриел, искусно подделав почерк жены, заманил Рамиреса в укромное местечко, где и прирезал его; этой гипотезе было отдано предпочтение, так как из нее следовал вывод о предумышленности преступления. Позже ее несколько усовершенствовали в том отношении, что виновниками коварного убийства были объявлены и Гэбриел и его жена: оказывается, оба они были равно заинтересованы в устранении любовника, угрожавшего им ужасными разоблачениями. К вечеру, когда лучшие умы Гнилой Лощины получили возможность объединить свои домыслы, всем стало окончательно ясно, что Гэбриел и миссис Конрой убрали с пути законного владельца того самого рудника, который Гэбриел так нагло себе присвоил. Эта гипотеза продержалась рекордное время, — должно быть, не менее двух часов, — потому что отвечала общей давней уверенности, что Гэбриел, при своей известной всем тупости, никак не мог сам по себе открыть серебряный рудник; единственная допущенная поправка состояла в том, что если мексиканец и не являлся законным владельцем рудника, то, во всяком случае, был опасным свидетелем, которого Гэбриелу непременно требовалось убрать с пути. Когда же чуть позже, быть может, из-за какого-нибудь неосторожного словечка, оброненного адвокатом Максуэллом, возник слух, что Гэбриел Конрой вообще самозванец, прикрывавшийся чужим именем, — дальнейшие споры были сочтены излишними. Коронер и понятые адресовали свое обвинение «неизвестному, именующему себя Гэбриелом Конроем», а Гнилая Лощина к прочим уже перечисленным преступлениям Конроя прибавила еще и мошенничество. Сразу прояснилась и другая тайна — кто именно повинен в конокрадстве и хищении золота с заявок по соседству за последние годы.

Я так подробно излагаю эти перемены в общественном мнении потому, что уверен, что за пределами Гнилой Лощины в более цивилизованных центрах нашего отечества подобное не могло бы случиться никогда.