Сочинения в трех томах. Том 1

Мистер Гемлин, который недурно ориентировался в испанском бранном лексиконе, навострил уши. Союзники Рамиреса уже вскричали было «карамба!», но их смутили искорки в левом глазу мистера Гемлина; к тому же их мучила догадка, что мистер Гемлин прячет в кармане нечто недоступное их обозрению. Впрочем, мистер Гемлин остался при своем любезном, слегка насмешливом тоне.

— Что, эти господа твои приятели? — спросил он весьма приветливо. — Тоже из рода Карамба? Когда пойдешь ко мне, непременно захвати их с собой. Мне кажется, сейчас они куда-то торопятся. А если вы не поместитесь в моем номере или кто-нибудь не захочет ждать своей очереди, что ж, на площади перед трактиром, на Пласа-дель-Торос много места, и мы займемся там делом все сразу. Ты, кажется, что-то сказал? Я туговат на левое ухо.

Не успел Джек под предлогом глухоты пододвинуться к ближайшему противнику, как тот с позором ретировался. Мистер Гемлин захохотал. Вокруг них тем временем собралась толпа зевак, и Джек решил, что пора кончать затянувшуюся беседу, хотя лично он получал от нее бездну удовольствия. Торжественно приподняв шляпу, он простился с противниками, затем, надвинув шляпу с угрожающим видом на нос, медленным шагом направился в свой трактир. Поле сражения оставалось за Виктором и его друзьями, хотя похвастаться победой они никак не могли.

Вернувшись в номер, Джек поднял с постели дремавшего Пита и втянул его в теологический спор, в ходе которого, к великому ужасу Пита, восхвалял в сильнейших выражениях католическую церковь, объявив все прочие религии недостойными белого человека, а в заключение, вне всякой связи с предыдущим, спросил, в порядке ли пистолеты.

Тем временем Рамирес беседовал со своими друзьями.

— Он трусливо бежал, человек без чести! — заявил он. — Побоялся встретить нас лицом к лицу! Заметил ты, Тибурцио, как он перепугался? Твоя отвага совсем лишила его мужества.

— О нет, дорогой Виктор, это ты устрашил его. У него в груди сердце койота!

— Дух мужества и свободы, истинно мексиканский дух — вот что обратило его в трусливого цыпленка! — сказал третий джентльмен, тот самый, что отступил, когда Джек пододвинулся к нему поближе.

— Давайте отпразднуем победу, выпьем по маленькой!

Виктору не терпелось поскорее отделаться от друзей. Полагая, что выпивка откроет ему такую возможность, он широким жестом пригласил их следовать за ним в ближайший кабак.

Они попали в самую большую таверну городка. Как и следовало ожидать, она была грязной, зловонной, прокопченной табачным дымом. Стены таверны украшали произведения искусства. Гравюры французского происхождения были отлично исполнены, но оставляли желать многого в отношении нравственного содержания; испанские были профанацией искусства, зато свидетельствовали о возвышенности религиозных чувств художника. Портрет святой Анны соседствовал с изображением последнего из генералов, захватившего власть в стране. Имелась также аллегорическая картина, на которой Гений Свободы в окружении всех сил небесных освящал счастливую Мексику. Руководствуясь, как видно, тем же стремлением сочетать высокую поэзию с драмой, хозяин таверны добавил к своей коллекции ярко раскрашенную американскую рекламную афишу, на которой ангел-хранитель подносил пораженному каким-то тяжким недугом семейству бутылку с фирменной микстурой.

В дальнем конце залы двенадцать игроков в монте

сидели за зеленым столом. За ними арфист, прислонясь к стене, наигрывал меланхолическую мелодию, пощипывая струны своего инструмента теми особыми, ленивыми, медлительными движениями, которые отличают всех бродячих арфистов. Игроки в монте не замечали арфиста и не слышали его музыки.

Лицо одного из игроков показалось Рамиресу знакомым. Ну, конечно, это был чудак-переводчик, раздражительный иностранец, с которым он столкнулся в ту ночь, когда приходил к дону Педро. Рамирес узнал его сразу, хотя вместо лохмотьев на нем был парадный темный костюм, правда, несколько устаревшего покроя. Он играл, не поднимая головы, пока не растаяла маленькая кучка серебряных монет, лежавшая рядом; тогда, поднявшись с сумрачным видом, он кивнул оставшимся игрокам и удалился.

— Он проиграл пять долларов, это его обычная норма, — сказал Виктор своим приятелям. — Больше он сегодня не будет играть.

— Ты знаешь его? — спросил Винсенте, в восторге от великосветских знакомств Рамиреса.

— Еще бы! — ответил Рамирес. — Это — шакал, верный пес американос, — презрительно добавил он, решив попутно отомстить незнакомцу за то, что тот нагрубил ему. — Хвастает, будто изучил наш язык, историю нашей страны. И что ж, когда нужно поточнее выяснить какой-нибудь сложный оборот речи или юридический термин, к кому они обращаются? К нам? Ничуть не бывало! К нему! Вот каковы эти еретики! Карамба!

— Карамба! — вскричал Винсенте, патриотические чувства которого были подогреты алкоголем.

Но Виктор развязал язык своему собутыльнику, имея в виду чисто личные интересы.

— Такова жизнь, друг мой! — сказал он наставительно. — Скажи мне, часто приезжают к вам американос!