Все свои надежды Р. Н. возлагал именно на эту пещеру. Сумерки быстро сгущались. До пещеры добрался уже в полной темноте, ползком. И буквально вкатился под каменный полог. Замолк шум ветра, стало теплее. Сначала поразил какой-то неприятный запах. Но Р. Н. скоро привык и перестал его ощущать. Потом провалился на самое дно густого, душного сна. Его обступили кошмары. То он падал в синие облачные ущелья и летел бесконечно вниз, разрывая грудь в мучительном немом крике, то его накрывала снежная лавина, под которой он медленно умирал от удушья. Однажды он почувствовал жаркое гнилостное дыхание какого-то зверя и ощутил на своем мокром от пота лице его шершавый язык.
Ночь длилась и длилась, жаркая, изнуряющая ночь.
Когда он проснулся, мутный рассвет уже просачивался под своды пещеры. Было тепло и мягко. Р. Н. разлепил обветренные воспаленные веки и с ужасом увидел, что обнимает большого снежного барса. Зверь блаженно вытянулся на боку и гибкой тяжелой спиной своей прижал его к стене. Сначала он подумал, что все еще спит и ночь развертывает перед его внутренним взором очередной кошмар. Но быстро убедился, что это не так. Мощный царственный зверь лениво посапывал, отвернув от человека усатую морду.
Потрясение оказалось настолько сильным, что на Р. Н. снизошло странное оцепенение, которое перешло потом в мертвый сон.
Во второй раз он проснулся уже от прямых солнечных стрел. Зверь покинул пещеру, но человек проснулся с тяжелым чувством тревоги. Вновь мелькнуло убеждение, что все происходило лишь во сне. Р. Н. осмотрелся. Его одежда была облеплена колючими кошачьими ворсинками. Рядом с его ложем в примятом мусоре запутались клочья свалявшейся шерсти. В углу валялись окровавленные ребра чьей-то грудной клетки. Над вянущими красноватыми лохмотьями сонно вился столбик мошкары.
Р. Н. вскочил на ноги и крадучись пробрался к выходу. Большие кошачьи следы уходили по пыльной тропе к снежному перевалу. Вернулся в пещеру и осмотрел остатки кровавого пира. Барс зарезал овцу. Должно быть, он унес ее из ближайшего селения.
И тут случилось то, о чем он долго потом вспоминал с отвращением и мукой. Убежденный, наследственный вегетарианец набросился на эти уже чуть тронутые разложением объедки. Даже не потрудился разжечь костер и поджарить мясо. Он рвал зубами сухожилия и дробил кости, высасывая густой белый мозг.
Когда, сытый и отяжелевший, как боа, он выполз из пещеры на дневной свет, его мучила тошнота. Очень хотелось пить. Еле дотащился до ручья. Скользя на гладких округлостях льда, ползком пробрался к темным дымящимся глазкам воды. Выплевывая тонкие невидимые льдинки, кое-как напился. От стужи ныли зубы, ледяным обручем сковало виски.
В прибрежных камышах он содрогнулся от жесточайшей рвотной спазмы. Совершенно измученный, свалился он на оттаивающую под жарким солнцем землю. Нежный пар струился в безоблачную синеву. Тихо покачивались сухие камышовые листья.
К полудню он уже чувствовал себя почти хорошо. Силы заметно прибавились, голод уже не терзал столь жестоко. Гостеприимство зверя спасло ему жизнь.
И тут только впервые задумался он над тем, почему снежный барс не тронул его.
Он не раз слышал от тибетцев и читал в священных книгах, что барс никогда не нападает на человека. Даже смертельно раненный, не бросается он на охотника, а уползает прочь, растапливая снег горячей алой лентой. Почему?
Люди не знали ответа, священные книги об этом умалчивали. Это была одна из тех тайн Тибета, о которых не очень любят говорить. Своими корнями она уходила в беспросветную древность, о которой бесполезно задумываться, бесполезно гадать. Где-то в недоступной глубине прятались ответы на все вопросы Р. Н. Но невозможно приблизиться, страшно и обидно искать. Какой-то иной разум, что-то значительно превосходящее наши возможности постигать проглядывалось, а может быть, лишь смутно мерещилось в этой глубине.
Одно Р. Н. знал твердо. Могучий зверь облизал его пылающий лоб и воспаленные глаза, согрел своим телом, дал приют, поделился остатками трапезы и ушел, не дожидаясь благодарностей, не помышляя о дружбе.
Он натаскал в пещеру сухих и пахучих трав. Устроил леопарду мягкое, удобное ложе. И ушел по своей тропе, стараясь не думать о звере, как и тот, наверное, не помнил о нем на путях своих.
Перейдя два потока с топкими берегами, Р. Н. стал подниматься через чащу рододендронов, в которой бегали зеленые фазаны, удивительно похожие на попугаев.
Он нашел несколько спелых кедровых шишек и подкрепился орехами.
По мосту из кедровых стволов и еловых досок он перешел через Ялун. Начинались обитаемые места. Кажется, он выиграл на этом этапе гонок.
Дорога круто взбиралась на высокую гору Чуньч-жорама. В переводе с тибетского это означает «Собрание каскадов». В одном переходе отсюда должен находиться монастырь Дэчань-ролпа. Говорят, что предшественник тамошнего настоятеля посетил при жизни рай племени лепча-Напэматан, в который попали только шесть праведных семей.