Как только гости уселись на приготовленных для них подушках, жена старшины влила в деревянные бутыли с пивом немного кипятку. Оно заиграло, и горьковатый ячменный хмель нежно влился в дикие ароматы костра.
В честь богов сожгли немного можжевельника и сосны, поставили перед гостями тлеющие курительные свечи.
Р. Н. с наслаждением ел картофель и ароматный рис. От мяса, однако, воздержался, вспомнив при этом, как жадно лакомился объедками в пещере леопарда. На горлышке пивной бутылки по обычаю лежал шарик коровьего масла. Р. Н. проглотил его и выпил немного хмельного, чуть кисловатого чана. Старшина угостил поистине по-королевски. Перед тем как устраиваться на ночлег, Р. Н. подарил хозяину последний свой шарф из синего шелка и две рупии.
Утром пили чай, которым хозяйка угощала из фарфоровой чашки. Такая форма учтивости соблюдается тибетцами лишь по отношению к людям высшего класса; лица же с равным или более низким положением пьют обычно из деревянных чашек, которые носят за пазухой.
После торжественного чаепития перед гостями поставили на маленьком столике картофель, поджаренный маис, масло и молоко. Все оказалось превосходным. В первый раз за все путешествие Р. Н. мог поесть так вкусно.
— Не советую вам идти на Валлун, — сказал хозяин, потягивая чан. — Вы встретите там много трудностей. Лучше всего вступить в Тибет через перевалы Янма и Канла-чэнь. Они открыты даже в такое позднее время, как теперь.
Эти слова звучали для Р. Н. сладчайшей музыкой. Ему предстояло вступить в Тибет! Неужели это правда? Неужели все позади и остался лишь этот последний шаг?
О том, что ожидало его в самом Тибете, он старался тогда не думать.
— А на перевалах неспокойно, — сказал проводник, кивнув на матовую серебристую полосу, которая оконной изморозью легла на синее стекло горизонта. — Тут есть поблизости монастырь. Может, заночуем там? Если с утра будет хорошая погода, тогда и тронемся со спокойной душой.
Р. Н. был уже не тем ученым пандитом, который выехал некогда из Дарджилинга с хорошо оснащенным караваном. Тибет многому научил его. И он тут же согласился.
— Хорошо, — сказал он. — А что это за монастырь?
— Очень старый. Таши-чос-дин. Теперь там живет только один лама со своей ани.
Это заинтересовало Р. Н., но он не подал и виду и не стал расспрашивать проводника. Слово «ани», вернее «анэх», обычно употребляется для обозначения жены, наложницы или монахини. Красношапочная секта дозволяет и то, и другое, и третье. Но в данном случае речь, по-видимому, шла о монахине, живущей в конкубинате[50]
с ламой. Такое часто встречается в Тибете. Рождающиеся от подобных союзов дети воспитываются в монастыре и сами потом становятся монахами.Монастырь действительно оказался почти заброшенным. Лама и его ани встретили их довольно любезно. На обед подали рис, редьку и мурву. Судя по всему, лама, или по-местному граба, жил очень бедно.
После обеда вышли на пустынный, заросший сорняками монастырский двор. Уединившись с ламой под тень старого абрикоса, Р. Н. ловко перевел разговор на заклинателя дождя, в чью пещеру забрел перед подъемом на перевал. Темный, полуграмотный лама затрясся, как пихта под ветром.
— Вы его ничем не обидели? — испуганно спросил он.
— Ничем, — твердо сказал Р. Н., испытывая, однако, гнетущее сомнение.
— А что он вам сказал?
Р. Н. почти дословно передал слова аскета, невольно подражая его скрипучему голосу.
— И больше ничего?
— Как будто больше ничего, — задумчиво ответил Р. Н. — Впрочем, когда я уже покинул пещеру, мне показалось, что святой крикнул мне вдогонку: «Свяжется не по воле твоей». Но это ведь только повторение уже сказанного. Не правда ли?
— Он никогда ничего не говорит впустую, — тихо сказал лама, недобро улыбаясь. — Он предупредил, что с вами случится что-то, чего вы ждете или же, напротив, избегаете. Но будет это не по вашей воле.
— А по чьей?
— На этот вопрос нельзя ответить, — сухо сказал лама. — Пойдемте, я проведу вас в комнату. Вы, верно, устали с дороги.
Комната оказалась необыкновенно чистой. На глиняном, но отполированном, как мрамор, полу лежал матрас, набитый можжевеловой и кедровой хвоей. В углу стояли чайник и кружка. Напротив окна на стене висела полочка, на которой стоял бронзовый Майтрея. Перед ним тонкой голубой струйкой, медленно зеленея, таяла курительная свеча. Вот и все убранство. Но пахло здесь удивительно сладко.
Впервые после потери каравана Р. Н. мог сделать запись в дневнике. Коротко пересказал все случившееся. Потом подробно описал монастырь и все, что сумел выспросить о нем у ламы.
«…Говорят, что верхняя часть долины Канпа-чань была первоначально заселена тибетцами, называвшими себя шерпа или шарпа — «восточные», которые пришли из Восточного Кирата. В древнеиндийских ведах это племя зовется млеча.