Благодаря этому новому препятствию уже не представлялось возможности проходить по пяти километров в час, что при путешествиях по Южной Африке считается самым меньшим.
Эта медлительность сильно беспокоила бааса, тем более что переходу через пустыню не виделось и конца-края. Впрочем, его пока поддерживала еще надежда, внушенная Смуцем и Карлом де Моором. Они уверяли, что километрах в пятнадцати или восемнадцати находится никогда не пересыхающее озеро, но при медленном движении каравана до этого озера оставалось еще, по крайней мере, часа четыре. Это была страшная пытка при том состоянии, в котором все находились. Люди и животные готовы были каждую минуту свалиться с ног.
А между тем идти вперед заставляла крайняя необходимость, иначе пришлось бы погибнуть от зноя и жажды среди пустыни. И волей-неволей все шли, напрягая последние силы.
Глава II
СТЫЧКА СО ЛЬВАМИ
Наконец путешественники увидали на горизонте темное пятно, все увеличивавшееся по мере того, как к нему приближались.
— Вот и влей! — воскликнул проводник Смуц.
«Влей» значило озеро, так нетерпеливо ожидаемое, оазис этой песчаной пустыни.
При одном этом слове весь караван оживился. Пешеходы прибавили шагу; животные, инстинктивно почуявшие близость отдыха, тоже пошли быстрее и не нуждались уже в понуканиях. Последние версты живо были пройдены.
Но — увы! — надежда и на этот раз обманула буров: это озеро так же, как и предыдущие, оказалось высохшим, даже еще более, так что на дне его не осталось ни капли влаги. Вместо светлых струй и волн было лишь скопище меловидных голышей, покрытых слоем белой пыли, резавшей глаза своим блеском в лучах заходящего солнца.
Карл де Моор и Смуц уверяли, что возле озера будет и тень, но это тоже оказалось мечтою. Деревья, окружавшие впадину, где когда-то существовало озеро, были из тех, что дают тени не более проволочной решетки. Это были так называемые мованы, из семейства бангиний. Подобно австралийскому эвкалиптусу, листья их поднимаются вверх. Солнечные лучи скользят по этим листьям, так что самое густое дерево описанной породы не дает никакой тени.
Трудно описать горькое разочарование несчастных переселенцев! Они молча перекидывались скорбными взглядами. Кричали лишь дети, усугубляя страдания взрослых, да ревели животные.
Смуц и Карл де Моор старались утешать окончательно выбившихся из сил путешественников уверениями, что немного далее есть другое озеро, несравненно более глубокое и потому едва ли успевшее совершенно высохнуть. Но их почти и не слушали. На всех лицах выражались только полная безнадежность и глубокое отчаяние. Было очевидно, что большая часть страдальцев предпочла бы лучше отдохнуть хотя бы под мованами, нежели продолжать утомительный путь.
— Оставаясь здесь, мы ничего не выиграем, — говорил ба-ас. — Двинемся же далее. Еще несколько шагов — и мы будем у цели. Озеро само не может прийти к нам, и потому мы должны идти к нему.
Карл де Моор хотел тоже сказать что-то, но тут вдруг случилось нечто неожиданное, поразившее и его самого.
Несколько в стороне от высохшего озера деревья составляли довольно густую чащу. Из этой чащи вдруг раздались звуки, от которых одинаково задрожали и люди, и животные. Звуки эти, как громовые раскаты, пронеслись по окрестностям и невольно заставили оледенеть сердца даже у людей, уже привычных к ним. Словом сказать, раздалось страшное львиное рыкание, которое сразу узнается даже слышащими его в первый раз в жизни.
Рычало сразу, по крайней мере, двадцать львов, составляя дикий, нестройный концерт. Казалось, каждый из них старался перещеголять собрата силою и выразительностью своих голосовых средств.
Несмотря на свое испытанное уже во многих опасностях мужество, буры чуть было не упали духом при мысли о своих близких, хотя и сидевших в крепких повозках, но слишком, конечно, мало защищенных от страшных врагов, если тем вздумается штурмовать передвижные дома, заграждавшие им путь.
Все верховые, включая и молодых людей, мгновенно спешились и, осмотрев свои ружья, выстроились в одну линию возле повозок.
Весь караван пришел в страшное смятение. Испуганные животные все до одного разбежались бы куда глаза глядят, если бы не были крепко привязаны. С взъерошенной шерстью, с дрожащими ноздрями, с тревожно бегающими глазами и навостренными ушами, они тщетно пытались освободиться, между тем как их проводники прятались под повозки. Ни у кафров, ни у готтентотов не было никакого оружия. В обыкновенное время они не имели в нем нужды для охранения вверенных им стад, а в пути Ян ван Дорн тоже не нашел нужным снабдить их оружием. Он опасался, как бы эти полулюди не вздумали взбунтоваться дорогою, если представятся слишком уж сильные испытания.