Только что он прибыл в Сент-Луи, как случай свел его с одним швейцарским эмигрантом; у него он купил великолепного ньюфаундлендского пса Альпа, который сейчас же подружился с Моро. Молодой человек рад был иметь под руками эту пару красивых и умных животных, так как за все время пребывания его в гостинице Плантаторов ни одно человеческое существо не изъявило желания познакомиться с ним или даже заметить его.
Между тем народу в гостинице было много, и была одна компания джентльменов, по-видимому, очень дружная, так как они не расставались все время. Когда Генрих возвращался со своих длинных прогулок верхом на Моро и в сопровождении Альпа, он всегда встречал этих людей, шатающихся бесцельно по улицам. За столиками компания эта держалась особняком, шумела, ела больше других, пила дорогие вина и курила громадные сигары.
Генриха очень интересовало странное поведение этих людей, так как до сих пор он ничего подобного не видал в обществе, среди которого вращался в Новом Орлеане.
Все они занимались, вероятно, одним делом, так как, кроме неизбежного различия в лицах, которое замечается во всяком обществе людей, они имели очень много сходства между собою. Одеты были одинаково, в черные костюмы; брильянтовые булавки в галстуках слишком бросались в глаза своими размерами и обличали недостаток вкуса; но зато шелковые жилеты были безукоризненны, а чистое тонкое белье выделялось на шее, казавшейся бронзовой от загара.
Некоторые носили баки, другие — усы, но и то и другое было тщательно завито. Походка у всех казалась неторопливой и небрежной, что вообще характерно для восточных американцев. Генрих вообразил сначала, что это охотники, и был бы не прочь вступить в их компанию; но общество оказалось очень замкнутым и не желало принять постороннего в свою среду. Никто не хотел заметить попыток Генриха познакомиться, и он прекратил их.
Итак, он продолжал удивляться разгулу этой веселой компании, не разрешив еще вопроса, кто они такие. С приездом Севрэна он узнал наконец, что это были за люди.
На третий день по приезде в город Генрих поспешно спускался на зов обеденного колокола, так как теперь после прогулок верхом у него всякий раз появлялся порядочный аппетит. В передней он увидел тех, кого называл клубом охотников; они окружали вновь прибывшего.
Впервые теперь ими было обращено внимание на молодого человека; некоторые даже улыбнулись ему. Генрих недоумевал, что бы значила эта необыкновенная любезность, но в это время особа, которую они все окружали, вырвалась навстречу молодому человеку и восторженно приветствовала его. Это был Севрэн, который осыпал своего кузена вопросами о его здоровье и радостными восклицаниями, он, по-видимому, не стеснялся присутствия посторонних лиц, и они, вопреки требованию приличия, громко продолжали смеяться, называя Севрэна приятелем и добрым малым.
Впрочем, шутки их были безобидные, и Севрэн первый же смеялся им. Генриху он сказал:
— Нужно тебя представить этим господам; это мои друзья.
— Кто они такие? — спросил Генрих. — Вероятно, охотники или богатые плантаторы, которые собрались здесь, чтобы попользоваться городскими удовольствиями?
— Нет, просто степные купцы, как и я. Вот это Бент, вот Сублет, а это большой Джерри Фольгер.
Когда представление кончилось, купцы поочередно выразили сожаление, что не знали того, что Генрих — кузен Севрэна.
— Если бы мы знали, что вы из наших, — сказал Биль Бент, — мы тотчас побратались бы с вами. Но вид у вас, точно у молодого ученого, только что покинувшего университет. Вы казались таким степенным, что я готов был голову прозакладывать, что у себя в комнате вы смеетесь над нами и считаете грубыми, неотесанными парнями.
— Достаточно комплиментов, — сказал большой Джерри Фольгер, — мы только-только успеем что-нибудь выпить до второго звонка.
Была весна, и мята была в полном цвету. Купцы спросили себе прохладительное питье из мяты. Приготовление и поглощение питья заняло время до обеда.
По обыкновению обед состоял из дичи, буйволового языка, пулярок и сочных иллинойских лягушек. Когда другие удалились, группа охотников продолжала заседать за столом. Биль Бент предложил выпить мадеры за здоровье родственника Севрэна и, к удивлению Генриха, приказал принести корзину вина — 12 долларов бутылка.
Генрих находил, что одного вида этой батареи бутылок достаточно, чтобы опьянеть, но у купцов были крепкие головы, и они как ни в чем не бывало продолжали свои возлияния.
Веселость их дошла до высших пределов, и Биль Бент пропел под гитару испанскую песню, солидный Джерри Фольгер протанцевал индейский танец, чтобы дать о нем понятие Генриху, а в довершение всего молодой Сублет предложил пропеть гимн. От этого гимна задрожали стекла, гул наполнил всю комнату, а снаружи приветствовали певца аплодисменты.
На другой день Генрих Галлер проснулся с ужасной головной болью, но без всякой досады на причину этого расстройства.