Сочинения в трех томах. Том 2

— А разве испанцы не добывали золото? — простодушно спросил Малрэди.

— Добывали и испанцы и мавры, — глубокомысленно ответил дон Рамон. — И кабальеро искали золото, но из этого еще ничего путного не выходило. В Соноре, например, жили Альварадо, владельцы серебряных рудников, которые они разрабатывали с помощью батраков и мулов, но когда они разорились — груды золота потратили на добычу серебра, — они вели себя, как подобает благородным кабальеро. Не пристало кабальеро рыться пальцами в грязи в надежде, что к ним пристанет золото. Я уже не говорю о проклятии.

— О проклятии? — повторила Мэми Малрэди с девичьим суеверием. — Это что такое?

— Вы, наверно, не знаете, друг Малрэди, что, когда Карл Пятый пожаловал эти земли моим предкам, монтерейский епископ наложил проклятие на тех, кто их осквернит. Ладно. Слушайте дальше! Из трех американцев, которые основали вон тот город, один был убит, второй умер от лихорадки — отравленный, понимаете ли, землей, — а третий сошел с ума от пьянства. Даже ученый, который много лет назад приезжал сюда и изучал деревья и травы, был тоже наказан за богохульство и погиб от несчастного случая где-то в чужих краях[4]

. Но, — добавил дон Рамон серьезным и учтивым тоном, — вас это не касается. Через меня вы тоже становитесь законными владельцами этой земли.

В самом деле, казалось, что результатом покровительства дона Рамона было верное, хоть и не скорое, благосостояние. Картофельный участок и огород процветали; богатая почва давала пышный рост овощей, а обилие солнечного света во все времена года обеспечивало большой и ранний урожай. Жители, сидевшие на соленой свинине и сухарях, хоть и презирали труд Малрэди, не упускали возможности изменить свое меню. Золото, которое они добывали из земли, потекло в его карманы в обмен на более скромные сокровища. Маленькая хижина, едва укрывавшая его семью — жену, сына и дочь, — была перестроена, увеличена, отделана заново, но потом они покинули ее и переехали в более удобный и просторный дом на противоположном склоне холма. Белая изгородь сменила грубо сколоченный забор, отделявший дом от леса. Постепенно первые следы обработки: комья красноватой земли, кучи хвороста, голая пашня и груды камней — исчезли под светло-зеленым ковром, который представлялся оазисом среди рыжевато-коричневатого овсюга на склонах холмов. Только воды не было в этом раю; для его орошения приходилось доставлять воду из старой шахты далеко внизу, а это обходилось очень дорого, да и там ее было недостаточно. Поэтому Малрэди решил вырыть на солнечном склоне холма около дома артезианский колодец. Однако это вызвало серьезные разговоры и возражения его патрона. Испанец строго заявил, что шутки с недрами земли являются не только оскорблением природы, но и нарушением законных прав землевладения.

— Я и мои предки — да упокоит святой Диего их души! — сказал дон Рамон, осеняя себя крестом, — довольствовались колодцами и водоемами, которые небо наполняло в определенные времена года; даже бессловесный скот умел находить воду, когда она была ему нужна. Но ты говоришь правду, — добавил он со вздохом, — все это было до того, как дьявольские машины осквернили ручьи и дождевые воды и отравили их своей пеной. Ступай, друг Малрэди, рой, если хочешь, но только тихо и осторожно, без нечестивых землетрясений от дьявольского пороха.

Получив согласие, Элвин Малрэди принялся рыть свой первый артезианский колодец. Но работа без помощи пара и пороха двигалась медленно. Тем временем огород не страдал, так как Малрэди нанял двух китайцев ухаживать за землей, а сам занимался рытьем колодца. Это пустяковое событие вызвало настоящий переворот в общественном положении его семьи. Миссис Малрэди стала держать себя надменно перед соседями. Она говорила о «рабочих» своего мужа, называла рытье колодца «предприятием» и протестовала против грубоватой, отличающей пограничные нравы фамильярности клиентов с хорошенькой Мэми Малрэди, своей семнадцатилетней дочерью. Простодушный Элвин Малрэди с удивлением наблюдал внезапный рост таинственных сил, которые дремлют в любой женской натуре и расцветают при малейшем проблеске благосостояния.

— Послушай-ка, Мальвина, чего это ты так важничаешь с молодцами, которые хотят поухаживать за Мэми? Точно она им уж и не пара, а?

— Уж не хочешь ли ты сказать, Элвин Малрэди, — с неожиданной строгостью возразила миссис Малрэди, — что собираешься выдать свою дочь за простого рудокопа? Или ты думаешь, я позволю ей выйти за человека не из нашего круга?

— Нашего круга? — тихо повторил Малрэди, замигав от удивления, а затем перевел взгляд на своего веснушчатого сына и двух китайцев, работавших на грядах капусты.