Сочинения в трех томах. Том 2

По мере нашего продвижения картина менялась: колючий покров редел. Началось чередование лугов и кустарников, называемых мезкитами. Чем дальше, тем шире были прогалины, а площадь, занимаемая зарослями, суживалась. Под конец луга слились в сплошное пространство.

Мы покрыли без передышки миль десять, когда проводник напал на след манады. Старые следопыты, не слезая с коней, подтвердили, что почва истоптана дикими кобылицами, чьи следы резко отличаются от копыт жеребцов.

Они не ошиблись: на горизонте чернел табун, и пастух авторитетно заявил, что это и есть манада, с которой он столкнулся.

До сих пор все шло великолепно. Но одно дело — обнаружить табун кобыл, а другое — полонить лучшего скакуна в табуне.

Со смешанным чувством тревоги и радости глядел я на кобылиц, не замечавших нашего приближения.

Прерия, в которой паслись кобылицы, тянулась на целую милю и, подобно уже пройденным, была окаймлена зарослями и через прогалины сообщалась с другими полями.

Манада держалась в центре луга. Одни кобылицы щипали траву спокойно, другие резвились, разметав по ветру хвосты и гривы. Их шелковистые бока лоснились на солнце. Мелькали гнедая и вороная масти, но белая преобладала. Были и серые кобылы с ржавым отливом, а также соловые с белыми гривами и хвостами и довольно много мексиканских пинтаго, или пятнистых лошадей.

Пегие лошади не редкость среди мустангов. У всех, разумеется, пышные хвосты и гривы, которых не касались ножницы.

С первого взгляда можно было сказать, что знаменитый Белый мустанг отсутствует.

Мы переглянулась. Какая досада!

Великолепный табун без жеребца…

Но что мне это стадо диких кобылиц? Изолина им не обрадуется: ей нужен Белый мустанг.

Но пастух сказал, что Белый мустанг где-нибудь недалеко, и я не мог не поверить человеку, всю жизнь наблюдавшему диких лошадей, знатоку их повадок. Скакун или отдыхает под тенью акаций, или пасется на соседнем лугу с частью своего гарема или с избранницей.

— В этом случае, — заверил меня проводник, — мы не замедлим его обнаружить, а легче всего будет выманить жеребца, спугнув кобылиц, которые потревожат его издали слышным звонким ржанием.

План казался легко исполнимым, но раньше нужно окружить кобыл, чтобы, завидев нас, они не разбежались.

Итак, решено было оцепить табун.

Заросли помогали скрывать наши маневры от пугливых кобылиц. Через десять минут мы рассыпались по прерии.

Табун по-прежнему пасся и резвился. Беззаботные дикарки не подозревали, что охотники берут их в кольцо, иначе бы они давно разбежались.

Можно подумать, что мустанг предвидит участь, ожидающую его в неволе. Как будто лошади-перебежчицы, испытавшие сладость служения цивилизации, внушили своим товаркам страх перед человечеством.

Я отъехал в самый дальний угол прерии с сигнальным кавалерийским рожком. Рейнджеры оцепят кобылиц, а я взбудоражу их трубным звуком.

Спрягавшись за деревьями, я поднес рожок к губам, когда за спиной у меня раздалось пронзительное ржание степного жеребца.

Коридор соединял прерию с мезкитовым лугом, где топотал конь.

Я помчался туда. Лошадь путалась в низкорослом кустарнике. Косые лучи вечернего солнца ослепляли меня.

Заслонившись ладонью, я издали увидал жеребца, скакавшего сквозь заросли кустарника к манаде.

По аллюру я сразу узнал Белого мустанга.

Сомнений не было: белоснежная масть, черные уши, губы с синевой, розовые ноздри, широкие бока и стройные ноги… Короче — само совершенство.

Жеребец несся, как вихрь, к табуну.

Кобылы отозвались на его ржание. Вся манада встрепенулась и пришла в движение.

Через несколько секунд настороженные лошади выстроились правильной линией, точно кавалерийский эскадрон. Они поджидали жеребца.

Глядя на их приподнятые и в одном направлении повернутые головы, всякий сказал бы, что они взнузданы мундштуками. Путешественники в прериях часто обманываются такой картиной.

Дальше таиться и лукавить не имело смысла. Ловля была в разгаре. Только быстрота наших коней и меткость лассо могли решить дело.

Пришпорив Моро, я ринулся открытым полем.

Ржание знаменитого жеребца послужило сигналом для рейнджеров, которые выскочили одновременно из зарослей и, пришпоривая своих лошадей, с громкими воплями понеслись к табуну.

Перед фронтом кобылиц жеребец остановился, дважды ударил копытами, как бы пробуя грунт, заржал и метнулся назад, к опушке. Инстинкт самосохранения увлекал его к выходу в соседнюю прерию.

Манада бросилась за ним. Вначале она сохраняла кавалерийский порядок, но понемногу линия сбилась. Лучшие лошади, как на заезде на ипподроме, вырвались вперед, и вскоре вся манада рассыпалась в прерии.

Началась погоня: шпоры безжалостно впивались в бока взмыленных лошадей, а бедные дикарки спасались от преследователей.

Глава XVI

ОХОТА

Блестящие качества Моро не замедлили сказаться: одного за другим обогнал он всех рейнджеров, и, когда, миновав коридор, мы вырвались в мезкиты, лошадь моя смешалась с отставшими дикими кобылицами.