Еще не вышли мы на опушку, когда луна начала медленно гаснуть, и на востоке занялась заря.
Карликовый лес преобразился. Пошли прореди, деревья росли уже небольшими группами, рассеянными по прерии, и наконец совсем исчезли, уступив место буйным степным травам.
Следопыты облегченно вздохнули.
Взошло солнце. Теперь проводники уже не задерживали отряд, кропотливо разыскивая следы; колючие кустарники и деревья больше не встречались на нашем пути, и мы погнали лошадей полным аллюром.
Эту часть дороги Белый мустанг тоже пробежал галопом.
Выйдя на опушку карликового леса, он первое время шел шагом, но внезапно характер следов резко изменился: лошадь почему-то рванулась и поскакала во всю прыть.
Чего ж испугался чуткий мустанг?
Мы решительно ничего не понимали. Даже трапперы были поставлены в тупик.
Трава была молодая, и на много миль вокруг расстилался зеленый мягкий ковер. В некоторых местах трава росла не так густо, и между зыбкими стеблями просвечивала голая земля, еще влажная после недавнего дождя.
Даже волк, несмотря на легкую свою поступь, оставил бы на ней отпечатки своих лап, а зоркий траппер не преминул бы их заметить. Мустанг прошел здесь после дождя, но ни волки, ни другие хищники не гнались за ним.
Я молча строил догадки. Быть может, причины тревоги мустанга таятся в нем самом? Он не забыл про то, как грубо с ним обращались, и возбуждение его еще не улеглось. А может, путы терзают бока, горяча мустанга как шпоры? Или какой-нибудь отдаленный шум напомнил ему крики разъяренной толпы и вой волков, гнавшихся за ним по пятам? А может…
Восклицание проводников, скакавших во главе отряда, прервали мои размышления.
Трапперы указывали на землю. Они не произнесли ни одного слова, но никто из нас не нуждался в объяснениях. Все поняли, отчего мустанг пустился вскачь!
Трава измята и истоптана… На земле чернеет множество следов. Мы увидали отпечатки не четырех копыт, а нескольких сотен. Они были не менее свежи, чем следы Белого мустанга. Невозможно отличить, которые из них оставлены конем.
— Табун диких лошадей! — в один голос сказали трапперы.
На копытах не было подков, но по этому признаку еще нельзя судить о диком состоянии лошадей. Ведь индейцы не подковывают своих лошадей. Но оба траппера утверждали, что лошади, о которых шла речь, не знали еще узды. В табуне были маленькие жеребята и совсем юные кони. Дело ясное: здесь прошла кабальяда.
На том месте, где стоял наш отряд, дикие кони пустились вскачь; Белый мустанг смешался с табуном, приблизившись к нему под прямым углом.
— Дело ясное, — заметил Рубби. — Напуганные Белым мустангом, кони удирают от него. Вот отпечатки его копыт — в хвосте табуна. Он бежит вслед за дикими родичами. Здесь он догнал отставших, — продолжал траппер, продвигаясь вперед, — мустанги шарахнулись во все стороны. Вот они скачут дальше — один впереди, другие позади Белого мустанга. Держу пари, что они уже освоились с видом пришельца и перестали его бояться. Так и есть: он бежит в самом центре табуна!
Невольно поднял я глаза, решив, что траппер увидал кабальяду. Но я ошибся. Старик трусил рысцой во главе отряда. Свесившись в седле, он не спускал взгляда с земли.
Все сведения, сообщенные им, он вычитал в сложном узоре следов.
В этих непроницаемых для меня иероглифах ему легче было разбираться, чем в раскрытой книге с четкой печатью.
Я знал, что толкование его абсолютно правильно: Белый мустанг поскакал вслед за табуном, догнал его и затесался между дикими лошадьми.
При этой мысли сердце мое тревожно заныло. Новая смертельная опасность угрожала Изолине.
Я представил себе беспомощную всадницу, врезавшуюся в табун диких лошадей. Бешеное ржание, глаза мустангов мечут искры, красные ноздри раздуваются от злобы. Растет раздражение против белого скакуна, который вторгся к кобылицам. Ревнивые жеребцы ярятся… В слепой ярости бросаются они на чужака, обнажив плоские желтые зубы. Они становятся на дыбы, лягают Белого мустанга, храпят…
С потрясающей ясностью возникла эта сцена в моем воображении. Мрачные предчувствия терзали меня.
Как ни кошмарна была картина, нарисованная мною, она являлась точным, хотя и бледным отображением действительности.
Чутье подсказывало мне истинный ход событий. Я еще ничего не видел, но все знал. Сцена, которую я представил себе, уже разыгралась невдалеке от нас.
Через несколько минут с вершины холма я увидал беснующийся табун.
Глава LXIV
КАБАЛЬЯДА
Не слушая предостережений, я пришпорил коня и, галопом спустившись с холма, помчался на табун.
Действовал я без всякого плана и даже не пытался поискать прикрытия, чтобы врасплох напасть на мустангов. Впрочем, у меня не было времени на рассуждения. Надо как можно скорее разогнать жеребцов и, если еще не поздно, спасти Изолину от ударов копыт и желтых плоских зубов.
Надежда не покидала меня — я заметил, что вокруг Белого мустанга сохраняется пустое каре: жеребцы пока что держались в некотором отдалении.