Сочинения в трех томах. Том 2

Не раз, заблудившись в темном лесу или в незнакомой степи, я полагался на инстинкт Моро, и верный конь мой спасал меня из безвыходного, как мне казалось, положения.

Моро вывез бы меня на дорогу, по которой мы приехали, если б путь этот вел домой. Но ни у меня, ни у лошади моей не было дома. В этой стране мы были пришельцами. Мы с Моро — бродячие рейнджеры. Много лет уже мы переезжаем с места на место, и каждое наше очередное пристанище отстоит от предыдущего на сотни, на тысячи, а иногда и на десятки тысяч миль.

Давно уже забыл Моро конюшню на своей родине.

Если где-нибудь поблизости протекает река, Моро вывезет меня к ней, так как оба мы в равной степени нуждаемся в воде. Затем, следуя по течению, мы выберемся в населенную местность…

Итак, опустив поводья, я предоставил Моро выбор пути.

До этого я кричал до хрипоты, надеясь, что на зов мои откликнутся рейнджеры. Ни на чью другую помощь я не рассчитывал, ибо откуда возьмутся люди в зарослях, которых избегают даже дикие звери?

Только рогатая ящерица, гремучая змея, броненосец и пятнистый волк населяют эти безводные джунгли. Время от времени здесь проходят стада диких кабанов. Но и эти животные здесь — редкие гости. Всадник, странствующий по Мексике, может проехать десятки миль по зарослям, не встретив ни одного живого существа. Кустарник — царство смерти и тишины.

Изредка ветер зашелестит листвой акации, кузнечик пронзительно застрекочет в сухой траве, но снова нависает гробовая тишина. Ни одного звука не услышит утомленный путник, кроме своего собственного голоса и тяжелого топота своего коня.

Я не терял надежды, что товарищи услышат мои крики. Они, конечно, придерживаются моих следов. К моменту въезда в лес я значительно опередил их, но, несмотря на это, они должны бы уже догнать меня.

Я сомневался только в том, последуют ли они за мной или за Белым мустангом. В обоих случаях я не имею права ехать дальше. Ведь, удаляясь от рейнджеров, я увлекаю их в длительные поиски. Я усложняю и без того трудную задачу.

Скорее всего они погонятся за мной, считая, что я не без оснований отклонился от первоначального плана. Они решат верно, что я поскакал наперерез Белому мустангу. Отчего бы не двинуться им навстречу?

На этот раз, сжалившись над своей взмыленной лошадью, я побрел пешком, ведя Моро под уздцы.

Время от времени я кричал, звал на помощь, стрелял в воздух из револьвера, но никто не откликался.

Друзья мои, очевидно, далеко, раз они не услыхали стрельбы. В противном случае они, конечно, ответили бы мне тем же способом, так как все вооружены карабинами и пистолетами.

Где они? У них было достаточно времени, чтобы нагнать меня. Снова я выстрелил в воздух, но, как и раньше, только эхо ответило мне.

Они не последовали за мной, бросившись, очевидно, в погоню за Белым мустангом. А может, они просто задержались в пути?

Внезапно внимание мое было привлечено птичьим гомоном. Я узнал пронзительный писк голубой сойки и стрекотание кардинала. Птицы встревоженно кричали, почуяв какую-то опасность. Должно быть, на их гнезда покушается черный северный боа. А что если они напуганы приближением всадников или диким мустангом, который, подобно мне, блуждает в зарослях?

Вскочив в седло, я взглянул в сторону, откуда доносились крики.

На некотором расстоянии от меня в ветвях метались сойки и кардиналы, встревоженные какой-то сценой, разыгрывающейся на земле у подножия кустов. В то же мгновение я услыхал другие, незнакомые звуки.

Новое разочарование: то было не ржание коней и не человеческие голоса.

Что бы там ни было, я решил выяснить, отчего всколыхнулись безмолвные до сих пор дебри.

Я погнал коня. Моро проложил себе дорогу в густом кустарнике, и перед моими глазами предстало неожиданное зрелище — битва между красным кугуаром и стадом диких мексиканских кабанов — так называемых явали.

Смелые маленькие кабаны окружали кугуара, мужественно отбивавшегося от их клыков.

Несколько явали лежали на земле, смертельно раненные могучими когтями американского тигра. Но остальные, не смущаясь гибелью своих родичей, со всех сторон окружали кугуара. С громким хрюканьем они нападали на него и терзали гладкую шерсть своими острыми клыками.

Эта сцена пробудила во мне охотничьи инстинкты. Сняв с плеча карабин, я не торопясь прицелился.

Выбор мишени не вызвал во мне никаких колебаний: кугуар всегда привлекательнее для охотника, чем явали. Я спустил курок. Пуля пробила череп кугуару, и он свалился замертво, к удивлению хрюкающего стада.

Не прошло и минуты, как я раскаялся в своем выборе.

Именно кугуара следовало мне пощадить. Я должен был воздержаться от стрельбы или нацелиться в одного из кабанов с бурой взъерошенной щетиной. Теперь, когда кугуар вышел из игры, его враги ополчились против меня. Перебросившись на новый фланг, они бросились к моему коню, яростно скаля клыки, которыми только что терзали кугуара.

Нельзя даже проучить неблагодарных тварей: карабин я не успел вторично зарядить, а все револьверные патроны я расстрелял в воздух.