Сочинения в трех томах. Том 2

«Осторожнее, бригадир. Гастон Саверан — там в доме. По словам соседей, молодая девушка, домоправительница, вернулась часа полтора назад, еще до нашего прихода. Ее видели в окне павильона, в котором она живет. А спустя несколько минут была приоткрыта ею же, несомненно, низенькая дверь, расположенная под тем же павильоном и ведущая в погреб. Судя по описанию, ошибки быть не может. Это — Гастон Саверан. Будьте же осторожны, бригадир. При малейшем знаке с вашей стороны, мы ворвемся в дом».

Дон Луис задумался. Он понял, наконец, как проникал негодяй к нему в дом и почему ему всегда удавалось избегать преследований.

«Что же, песенка малого спета, да его барышни тоже: пули моего револьвера или полицейские наручники — пусть выбирают».

Он снова запер дверь и, поставив стул против своих узников, сказал:

— Будем разговаривать.

Комната, в которой они находились, была очень маленькая, дону Луису казалось, что он почти касается человека, которого ненавидит всеми силами своей души.

Между их стульями было расстояние не больше метра. Между ним и окном стоял длинный стол, заваленный книгами, окно, проделанное в очень толстой стене, давало большое углубление, что часто встречалось в старинных домах.

Флоранс сидела лицом к свету, и дон Луис плохо различал ее лицо. Зато лицо Гастона Саверана было ему прекрасно видно, и он с гневом и странным любопытством вглядывался в черты еще молодого лица, выразительный рот, умные и красивые, несмотря на несколько жесткое выражение, глаза.

— Говорите же! — повелительно сказал он. — Я даю вам лишь небольшую передышку. Быть может, вы испугались? Жалеете о сделанном шаге?

Гастон Саверан улыбнулся и спокойно сказал:

— Я ничего не боюсь и ни о чем не жалею, так как определенно чувствую, что мы столкуемся.

— Столкуемся? — дон Луис возмущенно выпрямился.

— А почему бы нет? Мне эта мысль не раз приходила в голову и окончательно овладела мной, когда я недавно слушал вас в коридоре суда и сейчас читал газеты: «Заявление дона Луиса Перенна. Мари-Анна Фовиль невиновна…» и так далее.

Гастон Саверан приподнялся и, не повышая голоса, отчеканил:

— За этими четырьмя словами все сказано, месье. Мари-Анна Фовиль невиновна. Действительно ли вы это думаете? Действительно ли вы верите в это?

Дон Луис пожал плечами.

— Да речь вовсе не о ней идет, а о вас двоих. Ближе к цели, это в ваших интересах.

— В наших интересах?

— Вы забываете третий заголовок, ведь я сказал: «Арест преступников неизбежен».

Саверан и Флоранс разом вскочили.

— Это вам известно так же, как и мне: человек с палкой черного дерева, за которым во всяком случае значится убийство инспектора Ансенсио, и его сообщница. Пусть оба припомнят ряд покушений на меня, вплоть до вчерашней косы, беспощадной косы.

— Так что же из этого?

— А то, что партия проиграна. Надо расплачиваться. Кстати, вы грубейшим образом вскочили прямо в пасть к волку.

— Я не понимаю.

— Короче говоря, полиции известно, что представляет из себя Флоранс Девассер. Известно, что вы здесь, отель окружен, и Вебер сейчас будет здесь.

Саверан как будто растерялся. Флоранс побледнела. Безумный ужас отразился у нее на лице. Она зашептала:

— О, это ужасно! Нет, нет, я не хочу.

Потом бросилась к дону Луису.

— Трус! Трус! Это вы выдали нас! Я знала, что вы на все способны… Вы, как палач, поджидали. О, какая низость, какая подлость!

Она без сил упала на кресло, рыдая и закрывая лицо руками.

Дон Луис отвернулся. Как это ни странно, он не чувствовал никакой жалости, и ни слезы, ни оскорбления Флоранс нисколько не трогали его, словно он никогда не любил ее. Он рад был, что освободился. Отвращение убило любовь. Прошелся по комнате. Но, когда повернувшись в их сторону, увидел, что они взялись за руки, как друзья, поддерживающие друг друга в тяжелую минуту, он вдруг вышел из себя и схватил за руку ненавистного человека.

— Я запрещаю вам… по какому праву… жена она вам? Любовница?

Он запнулся. Он сам почувствовал всю нелепость своей выходки, в которой проявилась со всей силой и слепотой страсть, казалось, уже угасшая.

Он краснел — Гастон Саверан смотрел на него изумленно. Он выдал свою тайну.

Наступило молчание. Дон Луис встретился глазами с Флоранс, и в ее глазах была и враждебность, и возмущение, и презрение. Неужто она угадала? Но он не решался вымолвить ни слова. Ждал, что скажет Саверан, и думал, весь трепеща, как в лихорадке, только о том, что сейчас узнает кое-что о Флоранс, о ее прошлом, о ее любви к Саверану. Разоблачения, которые он мог услышать, трагические события — все это отошло куда-то далеко…

— Хорошо, — сказал Саверан. — Судьба. Я хочу вам рассказать кое-что. Это мое единственное желание сейчас.

— Говорите. Дверь заперта. Я открою ее, только когда захочу.