Сочинения в трех томах. Том 3

— Нам необходимо принять некоторые предосторожности. Первое, о чем нам надо подумать, — это не пускаться в путь до того, как мы поженимся с нашими милыми. Посланцем можно избрать Рафаэля или, в крайнем случае, дона Мануэля. Я в двух словах сумею неопровержимо доказать ему, что необходимо привести духовное лицо, которое будет в состоянии обвенчать нас надлежащим образом. Тогда мы получим возможность без всякого страха, даже наоборот, окрыленные розовыми надеждами, продолжить наше плавание, а наш медовый месяц проведем в Сант-Яго.

— Великолепная перспектива!

— То-то я и говорю, что лучше пожениться до отъезда.

— А как остальные? Будут они присутствовать на нашей свадьбе?

— А почему бы нет?

— По самой простой причине. Мы ведь решили с самого утра разделить нашу добычу. Когда это будет сделано, я и предложу, чтобы все разбрелись, кто куда хочет.

— Ты думаешь, что они согласятся?

— Непременно. Это для всех безопаснее. Если мы и дальше будем двигаться вместе, все двенадцать, не говоря уже о двух женщинах в придачу, то истории о кораблекрушении никто не поверит. Сообразив это, старики из собственных интересов, конечно, согласятся. Положись на меня: уломать их я всегда сумею. Шаферами будут у нас Падилла и Велардо; единственное, что нам не хватает, — это пары дружек для невест.

— Ха! Ха! Ха! — рассмеялся Гернандец.

— А теперь подумаем о невестах. Ведь мы еще не сделали им формального предложения. Правда, однажды мы пытались это сделать, но нас постигло полное разочарование. Теперь нам это не грозит.

— Я думаю, мы и теперь можем рассчитывать на полный отказ.

— Полный или неполный, мне решительно все равно. Знаю только, что дня через три, а может быть и раньше, я назову своей женой Кармен Монтихо. Однако идем! Мне не терпится повергнуть к ее ногам мое сердце и руку.

Гомец, а за ним и его друг направились к гроту, намереваясь, подобно двум Тарквиниям, нарушить сон невинности.

Хотя в пещере было темно, но там не спали. Несчастные пленницы переживали величайший страх, какой только можно себе вообразить. Самый острый его момент прошел, наступило внешнее успокоение, но это было обманчивое затишье отчаяния и смертельного горя. Они предпочли бы теперь умереть. В том, что им грозит неминуемая смерть, они не сомневались. Еще находясь в лодке, они слышали разговор своих врагов, споривших о судьбе судна, и значение этих слов для них было более чем ясно. Прошло уже достаточно времени, чтобы барк со своими жертвами, живыми или мертвыми, пошел ко дну.

Сознание, кого они лишились, причиняло девушкам невыносимую боль; причина заговора и вся картина чудовищного преступления были им ясны. Увы! Все это было непоправимо.

Однако чаша испытаний не была еще выпита до дна. Им еще грозила опасность, о которой они боялись не только говорить, но и думать. Что их ожидает? Трудно было ответить на этот вопрос. Однако среди туманных и сбивчивых мыслей, проносившихся в их сознании, одно опасение, возникавшее и раньше, мучило их неотступно.

— Я теперь больше, чем когда-либо, уверена, — сказала Кармен, — что мы с тобой, Иньеса, находимся во власти известных нам людей; то, что мы сегодня слышали, конечно, подтверждает мои догадки.

— Тогда мы погибли, и только чудо могло бы нас спасти.

— Да, только чудо! Нас ждет верная гибель.

Под гнетом тяжелого горя, потеряв свою обычную жизнерадостность, гордые испанки не знали, что предпринять. Доведенные до полного отчаяния, они только друг в друге могли искать поддержку. Неужели же в эти страшные минуты никто не протянет им руку помощи? Даже английский моряк, которому они так доверяли, оказался предателем.

— Неужели нам предстоит такая ужасная участь?

— Постараемся сохранить спокойствие духа, — ответила Иньеса, — в этом наше единственное спасение.

Молодые девушки глубоко задумались. Вдруг снаружи раздался какой-то шум, сразу вернувший их к сознанию действительности.

Вслед за этим раздались голоса, и в пещеру вошли двое мужчин.

— Просим прощения, сеньориты, — произнес один из них, — что мы так невежливо вторгаемся к вам, но к этому принуждают нас важные обстоятельства. Надо надеяться, что вы не будете требовать от нас теперь соблюдения той учтивости, с которой мы всегда к вам относились.

После этого странного вступления говоривший умолк, наблюдая за впечатлением, какое произвели его слова. Не получив никакого ответа, он продолжал:

— Донья Кармен, мы с вами старые знакомые, хотя вы, может быть, и не помните моего голоса. Это, впрочем, и не удивительно, принимая во внимание, что в ваших ушах все еще звучит шум моря. Чтобы оживить ваши воспоминания, зрение, вероятно, окажется действительнее, чем слух. Позвольте мне облегчить вам эту задачу.

С этими словами испанец поднял фонарь, до сих пор скрывавшийся в складках плаща. В его ярком свете Кармен и Иньеса тотчас узнали Франциско де Лару и Фаустино Кальдерона.

Перед ними предстали их отвергнутые поклонники, но не переодетые матросами, как было до этого, а во всем великолепии калифорнийских костюмов, тех самых, что были на них в день их последнего посещения.