Сочинения в трех томах. Том 3

Он не имел ни малейшего права требовать у Луизы отчета в ее поведении. Он видел дочь своего учителя не более десяти раз, когда приходил брать уроки. Иногда они обменивались ничего не значащими фразами о погоде, об испанском языке, о Новом Орлеане, в котором оба были иностранцами. Один только раз девушка отнеслась с большим интересом к разговору: когда, говоря о путешествиях, он сказал, что собирается поехать в Мексику. Он при этом принялся рассказывать все, что слышал о мексиканских женщинах, заметив довольно наивно, что жизни его грозит там меньше опасности, чем его сердцу. Кернею показалось, что она прислушалась к этой фразе с особенным вниманием.

— Да, дон Флоранс, — ответила она меланхолически, — вы увидите в Мексике много такого, что оправдает ваши ожидания, мои соотечественницы действительно красивы, даже слишком красивы, увидя их, вы скоро забудете…

Сердце Кернея забилось, он ожидал услышать: «Луизу Вальверде». Но вместо этого девушка закончила фразу словами: «…нас, бедных изгнанников». И все же в ее голосе было что-то, глубоко тронувшее Кернея.

Если он не был любим теперь, то ведь это не значило, что он никогда не будет любим.

С тех пор он предавался сладким мечтам и надеждам, которые вдруг разом исчезли, когда он застал Луизу, выслушивающую нашептывания Карлоса Сантандера. Этого было достаточно, чтобы изгнать всякую надежду из сердца Кернея и заставить его откликнуться на воззвание. Вот настоящая причина, почему он присоединился к партизанам и сделался их начальником.

Теперь молодой ирландец, все еще сильно огорченный, делал несколько шагов, затем останавливался, разговаривая сам с собой:

— Увижу ли ее или нет? Но почему же нет? Если она потеряна для меня, я ничем не рискую, желая насладиться еще раз ее присутствием, ведь, во всяком случае, не стану от этого ни более, ни менее несчастлив. Какое-то впечатление произведут на нее мои новые лавры? Сказать ей разве, что я собираюсь предать все в Мексике огню и мечу? Если она любит свою страну, мое намерение ужаснет ее, и, если она ко мне равнодушна, ее горе будет для меня как бы отмщением.

Надо признаться, что это были довольно странные мысли для влюбленного, идущего на свидание со своей милой. Но если принять во внимание все сказанное выше, то они могут показаться довольно естественными, и Флоранс, не раздумывая более, отправился к дону Игнацио Вальверде.

Глава V

ПРЕДНАМЕРЕННЫЙ ВЫЗОВ

Дон Игнацио Вальверде жил в маленьком домике на улице Казакальво. Это была деревянная постройка во франко-креол-ском стиле, одноэтажная, с окнами, выходящими на низкую веранду. Дон Игнацио был единственным жильцом в этом доме, у него была только одна служанка, молодая мексиканка смешанной крови, наполовину белая, наполовину индианка, то есть метиска. Средства дон Игнацио не позволяли ему держать больше прислуги. Ничто, впрочем, не указывало у него на бедность. Гостиная, правда, была невелика, но хорошо меблирована, книги, арфа, гитара и ноты изобличали утонченные вкусы хозяев. Луиза Вальверде артистически играла на обоих инструментах, весьма распространенных в ее стране.

В вечер избрания офицеров, описанный выше, дон Игнацио, оставшись один с дочерью, попросил ее спеть что-нибудь под аккомпанемент арфы. Она выбрала один из романсов, которыми так богат мысли мексиканской сеньориты были далеки от музыки. Едва она кончила петь, как покинула гостиную и вышла на веранду дома. Спрятавшись там за занавесью, скрывавшей ее от взоров прохожих, она, казалось, кого-то ждала. Так как она знала, что отец пригласил Флоранса к ужину, то можно было подумать, что она ждала именно его.

Если это действительно так, то каково же должно было быть ее разочарование, когда она увидела подходящим к дому совершенно другого человека! Раздался звонок, и Пепита, служанка, побежала отворять дверь. Затем послышались шаги по ступенькам, ведущим на веранду. Девушка вернулась в гостиную. Жара была в тот вечер особенно удушлива, и дверь была нарочно приоткрыта, чтобы дать доступ воздуху. Выражение недовольства, почти грусти отразилось на лице Луизы Вальверде, когда она узнала при свете луны Карлоса Сантандера.

— Rasa Usted adientro, senor don Carlos[2]

, — сказал дон Игнацио, заметивший посетителя через окно.

Минуту спустя креол входил уже в гостиную, и Пепита подала ему стул.

— Мы не рассчитывали иметь удовольствие видеть вас сегодня, но, во всяком случае, милости просим!

Несмотря на кажущуюся любезность этого приветствия, в нем все же слышалась неискренность. Было ясно, что в этот вечер, по крайней мере, Сантандер пришел некстати. Холодный прием, оказанный ему Луизой, выражал то же самое. Вместо того чтобы встретить гостя с улыбкой, девушка сдвинула брови и так сурово посмотрела на него, что не могло быть сомнения в ее неприязненном к нему чувстве. Не его, очевидно, поджидала она, прячась за занавеску.

Действительно, приход Сантандера был одинаково неприятен как отцу, так и дочери, оба, хотя и по разным причинам, не желали, чтобы он встретился у них с ожидаемым ими гостем.