Сочинения в трех томах. Том 3

Большую часть времени дон Фаустино проводил в Иерба Буена, сравнительно недавно получившем название Сан-Франциско. В последние месяцы он совершенно забросил владение, доставшееся ему по наследству от отца. Особого внимания, впрочем, он не уделял ему никогда. Скотоводство казалось ему слишком низменным занятием. Он быстро прокутил и проиграл в карты отцовское наследие. Земля была уже заложена и перезаложена. Дом постепенно превращался в развалины. В отсутствие Кальдерона это особенно бросалось в глаза. Слуги даже не пытались придать гасиенде жилой вид. Увлекаясь картами не меньше, чем их хозяин, они почти целые дни проводили во внутреннем дворе, играя на медяки в монте. Стоило дону Фаустино приехать, как картина резко менялась. Несмотря на свое беспутство, Кальдерон был чрезвычайно строгим и взыскательным хозяином. Крайне снисходительный к своей собственной персоне, он проявлял бесконечную требовательность к людям, находившимся от него в зависимости. Несчастные пеоны ненавидели его. Когда он удостаивал заехать на денек-другой в свою гасиенду, им приходилось ходить за ним по пятам и угадывать его желания. При малейшей оплошности с их стороны хозяин разражался громкими проклятиями и хватался за плеть.

На следующее утро после той памятной ночи, которая ознаменовалась крахом банка в «Эльдорадо», в заброшенной гасиенде царило непривычное оживление. Несмотря на ранний час, слуги с озабоченным видом сновали взад и вперед. Их необычайное поведение служило верным признаком того, что хозяин дома. Он действительно был дома.

После недельной отлучки Кальдерон приехал в родную гасиенду в неурочный час, когда из-за гор только начало показываться солнце. Он приехал не один, а с джентльменом, который (слуги прекрасно знали это) был его закадычным другом. Они подскакали к дому, кинули поводья своих коней на руки выскочившим им навстречу грумам и прошли в комнаты. Осторожно заглянув в дверь гостиной, слуги увидели, что хозяин в чрезвычайно мрачном расположении духа. Это заставило их с особенной энергией взяться за приготовление завтрака.

Усевшись в удобные кресла, дон Фаустино и его гость некоторое время хранили молчание.

Оба они облокотились на стол и опустили головы на руки. Разговор, как и полагается, начал хозяин дома.

— Что же нам теперь делать, Лара? Мне кажется, мы должны уехать куда-нибудь. После того, что произошло, они, наверное, попытаются разыскать нас.

— Это весьма вероятно. Какая дурацкая история! Чего-то я тут признаться не понимаю. Откуда узнал этот человек наши имена? Как удалось ему выведать, что мы стоим у стены? На помощь нашим врагам подоспели «паладины». Так, по крайней мере, они назвали себя. Это были, очевидно, матросы с английского фрегата, поджидавшие офицеров у южной верфи. Но кто предупредил их? Это для меня загадка.

— И для меня тоже.

— Я помню наверное, что в Парк-Отеле не было не одного матроса. Ни один матрос не попался нам навстречу, когда мы шли по берегу. Я в этом уверен. Набережная показалась мне вчера еще более пустынной, чем обыкновенно. Я не допускаю, чтобы кто-либо мог пройти мимо нас незамеченным. В чем же тут дело? Уж не обладают ли матросы с «Паладина» ясновидением?

— Мне приходило это в голову.

— Стыдись, Кальдерон! Неужели ты способен относиться серьезно к таким глупостям? Что касается меня, то, говоря об ясновидении, я, конечно, только пошутил. Нет, все это объясняется иначе.

— Но как?

— Самым естественным образом.

— Как же?

— Очень просто. Под опрокинутым старым баркасом кто-то лежал. А мы, четыре дурака, стояли подле него и откровенничали вовсю, называя друг друга по именам. Возможно, что, завидев нас, какой-нибудь матрос, ожидавший прибытия шлюпки, испугался и спрятался. В таком случае от него не ускользнуло ни одно наше слово. Когда мы отошли в стене, он вылез из своего убежища и сбегал за товарищами. Согласись, что мое объяснение вполне правдоподобно.

— Да, Лара. Теперь мне все ясно. В то время, как ты говорил, я вспомнил одну вещь. Когда мы стояли у стены, какой-то человек, крадучись, побежал к южной верфи.

— Может быть, он только тебе примерещился?

— Я почти уверен, что нет. Тогда я не придал этому никакого значения. Мое внимание было всецело поглощено другим. Мне и в голову не пришло, что это какой-нибудь англичанин.

— Очень жаль, что это не пришло тебе в голову. Теперь вся картина вырисовывается передо мной совершенно отчетливо. Нет ничего удивительного, что матрос, подслушавший наш разговор, назвал нас по именам и объявил, что мы замышляем убийство. Ты вздрогнул и побледнел? Эх, Фаустино! Что за бабий страх у тебя перед словами! Не в них дело. Мы должны заботиться не о прошлом, а о будущем. Карамба! Сейчас нам угрожает очень большая опасность. На это нечего закрывать глаза. Скажи, пожалуйста, почему ты сразу не сказал мне, что по берегу пробежал какой-то человек?

— Потому что я никогда не думал, что он имеет какое-либо отношение к нашим врагам.