Еще до ухода из Сан-Франциско он уже обнаружил отрицательные стороны своего экипажа, набранного так поспешно, С первого же взгляда они показались ему грубыми и дерзкими буянами и пьяницами. В общем их было одиннадцать человек, и в числе их младший штурман; последний, как оказалось, был испанец — Падилла. Еще трое были тоже испанцы или испанские американцы — Гилль Гомец, Иосиф Гернандец и Геацинт Велардез, два англичанина — Джек Страйкер и Билль Девис; француз — Ла Кросс; один голландец, один англичанин и один датчанин. Двое были неопределенной национальности; таких, не знающих своего происхождения, можно часто встретить на многих морских судах.
Старший штурман «Кондора», привыкший к судовой дисциплине военных кораблей, был сильно разочарован всем, что происходит на торговых судах. Он это почувствовал еще до ухода из Сан-Франциско, с некоторым страхом взяв на себя командование этим кораблем.
Штурман предвидел, что с таким экипажем ему предстоят большие затруднения, если даже он избегнет опасности. А теперь, очутившись в открытом море, он убедился, что рискует испытать и то и другое. В эти несколько дней плавания он ясно обнаружил, что его команда, недостаточная по числу, в других отношениях недостойна доверия. Многие из служащих работали до сих пор не на судах, а на берегу; один или два были совершенные невежды, никогда до этого не прикасавшиеся к снастям.
Как возможно было с такими подчиненными управлять барком? Но больше, чем нераспорядительность в управлении канатами и парусами, его страшило отсутствие дисциплины. Оно уже сразу проявилось среди команды и могло во всякую минуту перейти в открытое возмущение. Ему это казалось тем более вероятным, что он хорошо узнал за это время характер капитана Лантенаса. Этот чилийский шкипер, человек в высшей степени мягкий и податливый, любил чтение книг по естественной истории и коллекционирование редкостей вроде четы обезьян с острова Борнео и других животных, набранных во время торговых рейсов по Индийскому архипелагу. Он был очень мил и обходителен, но именно поэтому был совсем не способен управлять разношерстным экипажем, случайно попавшим на корабль. Вечно погруженный в свои научные занятия, он почти не замечал своих подчиненных, предоставив их в распоряжение своего штурмана Гарри Блю, которому поручил и весь контроль над ними.
Кроме чилийского судна на ответственности Гарри находились еще две очаровательные девушки в отдельной каюте. Уход за ними он поручил повару-негру, исполнявшему еще и обязанности буфетчика и таившему под своей черной хмурой оболочкой доброе, любящее сердце. Поэтому, хотя прелестные пассажирки и не появлялись на палубе ни разу, можно было сказать с уверенностью, что они целы и невредимы. Однако, несмотря на это, Гарри Блю не мог не волноваться: помимо небрежности и лености служащих его пугало их наглое и дерзкое поведение. Вначале их грубость могла быть оправдана неприспособленностью к новой для них обстановке, но теперь они могли уже протрезвиться. Конечно, такого быстрого исправления трудно было ждать, так как, взятые сюда прямо с улицы, они были как бы пропитаны преступным воздухом Сан-Франциско. Но теперь большинство из них провело уже несколько дней на море, где строго было запрещено пьянство и определенная порция водки отпускалась только во время еды. Несмотря на мягкое обращение капитана и штурмана, матросы едва скрывали свое недовольство, и нельзя было не опасаться, что малейший упрек или строгое слово и взгляд могут вызвать между ними бунт.
— Что это значит? Чего они хотят?
Сто раз спрашивал себя об этом Гарри Блю, но удовлетворительного ответа никак не мог дождаться. С целью выяснить все сомнения он тихо бродил по палубе «Кондора», держась в тени и надеясь услышать хоть одно слово, дающее ключ к разгадке заговора, если заговор существовал. То, что он узнал, превзошло все его ожидания.
Решение загадки было потрясающее. Укрывшись под тентом, наскоро сооруженным в жаркий день плотниками для защиты от солнца и еще не убранным, штурман занял выжидательную позицию.
Черное, как смоль, небо, без единой звезды, лишенное и этого слабого света, давало Гарри Блю возможность стоять в полнейшем мраке, непроницаемом для человеческих глаз. Даже проходя совсем близко, нельзя было его заметить.
Он остался невидимым и для двух человек, как и он, блуждавших по палубе и остановившихся под тентом. Они беседовали вполголоса, однако настолько ясно, что он мог разобрать каждое слово.
Разговор их до того заинтересовал Гарри Блю, что из боязни пропустить хотя бы одну фразу он почти перестал дышать.
Смысл их слов был ему вполне понятен, тем более что они говорили на его родном английском языке. Он узнал в собеседника Джека Страйкера и Билля Девиса.
Задолго до прекращения их разговора ему удалось не только выяснить то, что его смущало до сих пор, но узнать и еще кое-что новое, от чего волосы его стали дыбом и кровь застыла в жилах.
Глава XXXVII
ДВА ЖУЛИКА ИЗ СИДНЕЯ