Сочувствующий

Конечно, если не считать Трагика. Ради пущей уверенности в том, что его не обставят ни Азия Су, ни Джеймс Юн, он настоял на том, чтобы его гибель сняли восемнадцать раз. Впрочем, от Кумира потребовалось больше актерского мастерства, ибо он должен был сжимать умирающего товарища в своих объятиях – трудная задача с учетом того, что за семь месяцев съемок Трагик так ни разу и не вымылся. Его не смутило даже то, что ни один нормальный солдат никогда не упускает возможности принять душ или хотя бы намылиться и сполоснуться холодной водой из каски. Как-то вечером, еще в начале съемок, я между делом упомянул об этом в его обществе и получил в ответ взгляд, полный жалостливого любопытства, – в последнее время я привык ловить на себе такие взгляды, словно подразумевающие, что у меня расстегнута ширинка, но это не должно меня беспокоить, поскольку смотреть там все равно не на что. Я поступаю так именно потому, что нормальные солдаты этого не делают, провозгласил он. В результате уже никто не мог ни сесть за его столик, ни подойти к нему ближе, чем на пятнадцать-двадцать футов. От него разило так, что Кумир задыхался и обливался слезами при каждом дубле, наклоняясь к умирающему, чтобы услышать, как он шепчет свои последние слова: сука! Вот сука!

После смерти Шеймаса для Беллами наступила пора призвать небесное воинство к сокрушительной воздушной атаке на логово Кингконга. В ответ на его призыв невидимая “летающая крепость”, Б-52, обрушивала на означенную цель тридцать тысяч фунтов неуправляемых авиабомб – не ради того, чтобы убить живых, а ради того, чтобы очистить почву от мертвых, стереть с лица матушки-земли улыбку хиппи и сказать миру: мы не можем иначе – ведь мы американцы.

Эта сцена потребовала чрезвычайно трудоемких предварительных операций. Рабочие выкопали несколько траншей и не только залили в них две тысячи галлонов бензина, но и положили туда же тысячу дымовых шашек, несколько сотен фосфорных свеч, дюжины три динамитных патронов и несметное количество шутих, сигнальных ракет и трассирующих снарядов, дабы имитировать взрыв склада боеприпасов, полученных Кингконгом от китайцев и русских. Все с нетерпением ждали этого фейерверка, самого грандиозного за всю историю кинематографа. В этот момент, заявил Творец на недавнем общем собрании, мы покажем, что снимать наш фильм было все равно что отправиться на войну по-настоящему. Когда ваши внуки спросят, что вы делали во время войны, вы ответите: я сделал этот фильм. Я сотворил истинный шедевр. А откуда вы знаете, что сотворили шедевр? А оттуда, что шедевр – это нечто столь же реальное, сколь и сама реальность, а порой и еще реальнее. Когда война уже давным-давно забудется, когда все, кто ее пережил, умрут, когда их тела обратятся в прах, воспоминания в атомы, а чувства прекратят волновать кого бы то ни было, когда от войны останется только один абзац в скучном школьном учебнике, это произведение искусства будет по-прежнему сиять так ярко, что все поймут: это не просто о войне, это и есть война.