Содом и Гоморра

Впрочем, еще не в этот вечер начала окончательно укрепляться моя мучительная недоверчивость. Нет, если уж сразу же говорить об этом, хотя самый факт совершился лишь несколько недель спустя, ее породило одно замечание Котара. В тот день Альбертина и ее подруги хотели затащить меня в энкарвильское казино, а я, к своему счастью, и не встретился бы там с ними (так как собирался навестить г-жу Вердюрен, несколько раз приглашавшую меня), если бы мой путь не был прерван в самом Энкарвиле из-за трамвайной аварии, вызвавшей некоторую задержку, пока все не было исправлено. Расхаживая в ожидании взад и вперед, я вдруг встретился лицом к лицу с доктором Котаром, приехавшим в Энкарвиль к больному. Я почти что не решался поздороваться с ним, так как он не ответил ни на одно из моих писем. Но любезность не у всех проявляется одинаковым образом, Котар, которому воспитание не предписывало тех же правил приличия, что людям светским, был полон добрых намерений, никому неведомых, даже отрицаемых другими вплоть до того дня, когда ему представлялся случай проявить их. Он извинился, письма мои он получил, о моем пребывании здесь он сообщил Вердюренам, которым очень хотелось видеть меня и к которым он мне советовал поехать. Он даже хотел увезти меня к ним в тот же вечер, собираясь снова садиться в маленький местный поезд, чтобы ехать к ним на обед. Так как задержка должна была быть еще довольно длительной и до поезда оставалось некоторое время, я, не решаясь согласиться, повел Котара в маленькое казино, — одно из тех, что показались мне такими грустными в вечер моего первого приезда, наполненное теперь шумливыми девушками, которые, за отсутствием кавалеров, танцевали друг с другом. Андре, скользя по паркету, пробиралась ко мне, через какую-нибудь минуту я вместе с Котаром собирался ехать к Вердюренам, как вдруг я окончательно отказался от его предложения, охваченный слишком страстным желанием — остаться с Альбертиной. Дело в том, что я услышал ее смех. И этот смех вызывал в памяти те румяные оттенки, те благоуханные грани, к которым он как будто только что прижимался и какие-то частицы которых, почти весомые, дразнящие и сокровенные, он словно приносил с собой, острый, чувственный и знаменательный, подобный запаху герани.