Софья Палеолог

По наблюдениям П. Флоренского, «этимологически σοφια отнюдь не есть мудрость в современном смысле слова, как преисполненность чистым созерцанием и теоретическим ведением. Если бы задаться передачей слова σοφια на наш современный язык, то наиболее правильно было бы сказать „художество“ в смысле зиждительной способности, воплощение идеального замысла в конкретном мире…». Мыслитель отмечал, что «София сознает себя несущей миссию… София

властна и полагает, что власть по природе, по складу ее личности должна принадлежать ей. София берет власть как свое и делает это с незапятнанной совестью, потому что рука ее никогда не дрогнет от сомнения, правильно ли это… Это самоощущение Софией себя как власти настолько живо и ярко в ней, что всякое непризнание ее власти окружающими вызывает внутренний протест… София распорядительна, устроительна, обладает умением жить и организовывать жизнь, в это упорядочение жизни она вносит и искусство, и науку, которыми занята и к которым способна… Софии присуща твердость в смысле „ангельская крепость“… она „Царь-Девица“…».^{10}

Удивительное дело: П. Флоренский в этом рассуждении словно наметил главные вехи классических представлений о Софье Палеолог. Между тем ученый писал вовсе не о ней, размышляя лишь об имени как таковом, об имени как «словесном организме», в котором весьма сложным образом сконцентрирован «опыт веков».^{11}

В России XV–XVII столетий имя София обычно писалось и звучало как Софья. Такая тенденция заметна и в более позднее время: вспомним Софью из «Горя от ума» или супругу Л. Н. Толстого Софью Андреевну. На страницах этой книги во избежание путаницы мы будем всегда называть главную героиню

Софьей, поскольку именно такое произношение и написание более всего характерны для современного русского языка.

* * *

Загадочный силуэт Софьи Палеолог издавна притягивал ценителей старины. Ее образу уделяли внимание Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, Ф. Н. Успенский и другие выдающиеся историки. Но круг русских источников, содержащих сведения о ее жизни, все же довольно ограничен. Итальянские архивы XV столетия сохранились лучше российских. В конце XIX века католический священник из Петербурга Павел Пирлинг в поисках документов, свидетельствующих о судьбе Софьи и о сношениях Москвы с римскими папами, провел немало времени в хранилищах рукописей многих городов и монастырей Италии. Под сумрачными сводами готических соборов, среди строгой роскоши ренессансных библиотек и мрачноватой помпезности барочных дворцов он нашел множество источников, проливших свет на сюжеты, связанные с судьбой Софьи. Его перу принадлежит обстоятельная работа, повествующая о браке «византийской принцессы» с московским правителем.^{12}

Это было первое и долгое время единственное крупное исследование о Софье Палеолог.

С той поры, когда П. Пирлинг путешествовал по Италии, прошло много лет. Сегодня в распоряжении ученых куда больше сведений о России и итальянских государствах XV века. Тысячи страниц написаны и о Московской Руси, и об итальянских гуманистах, и о греках, бежавших от турок в Европу. Ряд письменных источников и памятников материальной культуры, не известных ни П. Пирлингу, ни его русским современникам, дал возможность по-новому взглянуть на различные сюжеты, связанные с Софьей.

В последние десятилетия образ великой княгини вновь оказался в центре внимания. С одной стороны, им заинтересовались маститые историки, скрупулезно проработавшие археологический материал,^{13} с другой — дилетанты, в трудах которых немало погрешностей. Последнее обстоятельство и подтолкнуло к созданию развернутой научной биографии великой княгини.

В отличие от некоторых просвещенных женщин Запада XV–XVI веков Софья не оставила мемуаров. Единственная группа текстов, к созданию которых она могла иметь отношение, — это ее письма в Литву дочери Елене. Но они — за редким исключением! — носят официальный, а не личный характер. Почти полное отсутствие письменных источников личного происхождения, связанных с Софьей, не дает возможности постичь ее душевные переживания и разгадать мотивы многих ее поступков. Но все же можно попытаться воссоздать ее образ, обратившись к той исторической обстановке, в которой ей довелось жить.

Чтобы хоть немного понять Софью, стоит пристально вглядеться как в настроения ее близких, так и в масштабные перемены, происходившие во второй половине XV века в Старом Свете. Особого внимания в связи с этим заслуживают сюжеты из истории России и итальянских государств. В обоих регионах в той или иной степени чувствовалось влияние греческих эмигрантов, потерявших свою землю, но сохранивших воспоминания о ней. Охарактеризовать Софью и оценить степень участия великой княгини в истории Московской Руси невозможно без изучения ее окружения и тех явлений, к которым она была — или не была — причастна.