Согнутая петля

— Возьмем историю хозяйки дома Молли Бишоп — решительной девушки и прекрасной актрисы. Два вечера назад Патрик Гор сказал о ней одну правдивую вещь. Он, похоже, всех вас шокировал, заявив, что она никогда не любила Фарнли, которого вы знали. Он сказал, что она воспользовалась случаем и вышла за «отраженный образ» мальчика, которого знала раньше. Так оно и было. Потом она пришла в ярость, узнав, что это не тот самый мальчик, вернее, не тот самый человек. Каково было происхождение этой неодолимой страсти или причуды в мозгу семилетнего ребенка? Это несложно. Это возраст, в котором внешние впечатления формируют наши основные вкусы. Их нельзя искоренить, даже если мы думаем, что забыли о них. Я до конца своих дней буду любить картины, изображающие толстых старых голландцев, играющих в шахматы и сосущих длинные курительные трубки, потому что помню полотно, которое висело на стене кабинета отца, когда я был ребенком. По тем же причинам вы можете любить уток, истории о призраках или моторные лодки. Итак, кто был тем единственным человеком, который боготворил мальчика Джона Фарнли? Кто был тем единственным человеком, который его защищал? Кого Джон Фарнли привел в цыганский табор (на цыганский табор обращаю ваше особое внимание) и брал с собой в лес? Какие уроки сатанизма он ей преподал прежде, чем она освоила школьную премудрость? А промежуточные годы? Мы не знаем, как развивались ее вкусы. Кроме того, она провела рядом с семейством Фарнли достаточно времени, чтобы иметь значительное влияние на старого и молодого сэра Дадли, которые предоставили Ноулзу место дворецкого в своем доме. Не так ли, Ноулз?

Он оглянулся.

Во время всей речи доктора Фелла Ноулз не шевельнулся. Ему было семьдесят четыре года. Его лицо с прозрачной кожей, на котором, казалось, отражались все эмоции, сейчас было непроницаемым. Он открывал и закрывал рот, безмолвно кивал в ответ, но ничего не говорил. Только взгляд его выражал ужас.

— Возможно, — продолжил доктор Фелл, — когда-то давно она брала книги из этого запертого чулана. Эллиот так и не смог выяснить, когда она основала свой личный культ Сатаны; но это было за несколько лет до ее свадьбы. Число местных мужчин, которые были ее любовниками, удивительно велико. Но они не смогут сказать и ничего не скажут о ее увлечении сатанизмом. А это, в конце концов, единственное, что нас интересует. Ее это тоже очень интересовало, и это обернулось трагедией. Ведь что произошло? После долгого и романтического отсутствия предполагаемый Джон Фарнли возвращается в так называемый дом своих родителей. Молли Бишоп на короткое время воспрянула духом. Вернулся ее идеал! Вернулся ее наставник! Она твердо решила выйти за него замуж, несмотря ни на что. И примерно год назад, а точнее, год и три месяца они поженились. О господи, можно ли найти на свете более неподходящую пару? Я спрашиваю это вполне серьезно. Вы знаете, о ком и о чем она думала, выходя замуж. Вы знаете, за кого она вышла замуж на самом Деле. Вы можете догадаться, с каким молчаливым, холодным презрением он к ней относился и с какой ледяной вежливостью он стал относиться к ней, когда все узнал. Вы можете представить, какие чувства она испытывала к нему, когда ей пришлось надеть маску примерной, заботливой жены, хотя она подозревала, что ему все известно. Но между ними всегда существовало вежливое согласие: оба делают вид, что не знают об осведомленности другого. Ведь как он узнал, что она сатанистка, так и она, безусловно, очень скоро узнала, что он не настоящий Джон Фарнли. Итак, питая друг к другу ненависть, в которой они не признавались, супруги хранили тайны друг друга. Почему же он никогда не проговорился? Конечно, не потому, что она была тем человеком, которого наш пуританин рассчитывал исправить презрением. И не потому, что он, если бы осмелился, мог бы высечь ее кнутом. Она была преступницей — о да, господа, несомненно! Она была поставщицей более опасного наркотика, нежели героин или кокаин, и он это знал. Она была соучастницей убийства Виктории Дейли, и он это знал. Вы знаете, что он часто выходил из себя. Теперь понятно, что было тому причиной. Тогда почему он не выдал ее, как ему этого ни хотелось? Потому что он был не в состоянии этого сделать! Потому что они хранили тайны друг друга. Он не был уверен, что он не сэр Джон Фарнли; но он этого боялся. Он не знал, может ли она доказать, что он не Джон Фарнли, он боялся спровоцировать ее, да — этого он ужасно боялся. Он не знал, подозревает ли она его, но он этого боялся. Он не был тем милым, легким человеком, каким его описывает мисс Дейн. Но он не был и сознательным обманщиком. Его память была слепа, и он ориентировался в ней ощупью. Очень часто он был уверен, что он — настоящий Джон Фарнли. Но в его душе всегда оставалось опасение, что, бросив вызов судьбе, он окажется в ловушке и ему придется отражать удар. Ведь он тоже мог быть преступником!

Натаниэль Барроуз вскочил с кресла.