Соитие

Карен, возвращаясь, остановилась на полпути у стойки бара и разговорилась с каким-то мужчиной. Я с нетерпением ждал, когда она вернется, во-первых, я хотел её, во-вторых, я не хотел вымучивать разговор с Бобом. Чтобы не молчать, я поделился с ним мыслью, которая пришла ко мне недавно в спортивном клубе, где в душевой передо мной было множество обнажённых мужчин. Я подумал о чувствах гея в мужской душевой. Это всю равно, как если бы я оказался в женской душевой. Поистине, козёл в огороде. Все усилия общества, направленные на сегрегацию между полами, сводятся к нулю в ситуации гомосексуализма. Ведь чтобы потрафить потугам общества в притеснении гомосексуализма, лесбиянки должны содержаться среди мужчин, а геи — среди женщин. Но эта сегрегация, изолирующая геев и лесбиянок, внесла бы только сексуальную панику в большинство гетеросексуальных людей: женщины, реагировали бы на геев, как на обыкновенных мужчин, и мужчины реагировали бы на лесбиянок, как на обыкновенных женщин. Но так как общество ориентируется на большинство, оно предпочитает не ввязываться в половую сегрегацию гомосексуалистов и лесбиянок, и они наслаждаются всеми благами бесстыдства, законно находясь среди обнаженных объектов своего вожделения.

Наконец Карен вернулась, а Боб наконец в последний раз посмотрел на часы и сказал, что ему пора ехать. Он встал и начал пробираться к выходу, по длинному коридору сквозь скопище галдящих людей.

Карен обняла ладонями стаканчик, в котором, подражая свече, горел фитиль. Я снял её руки со стаканчика и взял в свои.

— Живое тепло согреет лучше, — объяснил я свои действия.

— Но оно не такое горячее, как огонь, — улыбнулась она.

— Зато оно не может обжечь, а лишь только согреть.

Ею пальцы нежно шевелились в моих ладонях. Они хотели меня. Я поднёс её ладонь к моим губам, и поцеловал ребро ладони. Карен заметно вздрогнула и сказала:

— Вам с Бобом совсем не удалось пообщаться.

— Признаться, при всем моем дружеском отношении к Бобу, я все-таки предпочитаю общество красивой женщины.

Карен понимающе и поощрительно улыбнулась.

Я поманил её пальцем, будто хотел что-то нашептать ей на ухо.

Она приблизила мне свою красиво очерченное, но не маленькое ухо. Я обнял губами мочку и провел по ней языком.

— Я не поняла, что вы мне сказали, — сказала она мечтательно.

— Хорошо, я поясню, — ответил я и опять поманил её.

На этот раз я залез языком ей в ухо. Она мурлыкнула и сказала, поманив в ответ меня:

— Не это ли вы мне хотели сказать?

Я с готовностью подставил ухо, и почувствовал её жаркий, влажный язык и нежнейшие губы.

Когда она отодвинулась, я признался:

— Это как раз тот секрет, которым я хотел поделиться с вами.

Мы рассмеялись, и наши руки продолжали вести сладкие речи.

Речь зашла о любви, прошлой и настоящей. На сегодня мы оба оказывались без любви. Что воодушевляло. Что же до прошлого, то у нас обоих был изрядный опыт.

Ей 32. В 25 лет у неё была серьезная операция, какая, она не сказала.

Почему-то за ней последовала длинная череда всевозможных любовников. После каждого у неё оставалась рана. Так она выразилась.

— Я по-прежнему люблю каждого, кого я когда-то любила, — сказала Карен.

— Мы всегда продолжаем любить тех, кого когда-то любили, — ответил я. И сказал я это больше из желания романтически закруглить мысль, нежели из веры в справедливость сказанного.

Я не преминул также произнести трюизм, что лучшее средство от ран любви…, но Карен опередила меня и закончила — «новая любовь». Наши взгляды во всю совокуплялись.

— Разве нам обязательно оставаться здесь и дожидаться Боба? — спросил я.

— Нет, не обязательно. Что ты предлагаешь?

— Оказаться там, где мы будем одни.

— Это было бы прекрасно, но в другой день. Я должна спать свои восемь часов, ведь завтра мне на работу.

— В пятницу?

— Хорошо, в пятницу.

— Послушай, да пятница ведь завтра, я совсем и забыл.

— Да, — радостно улыбнулась Карен, — меньше ждать придется.

Вскоре пришел Боб, и она пересела на стул рядом со мной, освобождая место Бобу напротив.

Он одобряюще смотрел на нас.

— Что ж ты мне раньше не сказал, что он такой милый? — шепнула она Бобу, но так, чтобы я услышал.

— А чего говорить — у тебя ведь глаза, уши, да и всё остальное имеется, — с женскими ревнивыми интонациями сказал он.

Я пошел провожать Карен, а Боб решил остаться. Как только мы поднялись со стульев и пошли к выходу, на наше место быстро подсело к Бобу двое мужчин.

По улице несся холодный ветер. Скомканная газета, науськиваемая ветром, бросалась нам в ноги, как собака. Я отбросил её ногой. Карен взяла меня под руку и прижалась. Она выше меня. Один мой приятель, который был невелик ростом, говорил, что не любит женщин выше его, потому что его внимание рассредоточивается. Я же в женщине, что выше меня, видел лишь большее количество желанной плоти, которая с такой же легкостью пронзается оргазмом, как миниатюрная фигурка, что аксиоматично доказывает безразмерность любви, которая к тому же и безмерна.