Союз еврейских полисменов

Упоминание о телефоне Ландсмана вызывает у Берко улыбку.

– Что? – спрашивает Ландсман.

– Ну, пишер твой катит на север по Икеса, держит путь к Якоби, Фэрбенксу, Иркутску.

– Гы-гы.

– Твой телефон звонит. И пишер берет трубку.

– Это был ты?

– Бина.

– Это мне нравится.

– Две минуты на телефоне с Зильберблатом, и она определила, где он находится, как он выглядит и как звали его собаку, когда ему было одиннадцать. Пара латке арестовали его через пять минут на окраине Крестова. Твоя машина в порядке. Деньги еще в бумажнике.

Попытка Ландсмана изобразить заинтересованность похожа на то, как огонь превращает сухой табак в лепестки пепла.

– А жетон и пистолет? – спрашивает он.

– А…

– А…

– Бляха и пистолет остались у твоей начальницы.

– Она собирается мне их вернуть?

Берко перегибается и разглаживает вмятины, оставленные Ландсманом на его кровати.

– Я исполнял долг, – оправдывается Ландсман, но как-то плаксиво даже на его собственный слух. – Мне насвистели про Рафи Зильберблата. – Он пожимает плечами и запускает пальцы в бинты на затылке. – Я всего лишь хотел поговорить с этим аидом.

– Ты должен был сперва мне позвонить.

– Не хотелось беспокоить тебя в Субботу.

Это слабое извинение, и звучит оно менее убедительно, чем ожидал Ландсман.

– Ну идиот я, – соглашается Ландсман. – И плохой полицейский.

– Правило номер один.

– Я знаю. Но думал, что поступаю правильно. Кто ж ожидал, что так пойдет.

– В любом случае, – говорит Берко. – Пишер этот. Братишка который. Называет себя Вилли Зильберблатом. Дал показания на покойного братца. Говорит, что это Рафи убил Виктора. Половинкой ножниц.

– Это как?

– Ради справедливости замечу, что у Бины есть причины похвалить тебя в этом деле. Ты раскрыл его весьма эффективно.

– Половинкой ножниц?

– Очень рачительно, правда?

– Даже скупо.

– А цыпочка, с которой ты обошелся так невежливо, – это тоже ты?

– Это я.

– Славная работа, Мейер. – В тоне Берко ни грана сарказма. – Ты всадил пилюлю в Яхвед Фледерман.

– Да ну?

– У тебя был трудный день.

– Медсестру, что ли?

– Наши коллеги в группе «Б» от тебя в полном восторге.

– Ту, что пришила старого дрючка, как же его, Германа Познера?

– Это было их единственное нераскрытое дело за прошлый год. Они думали, что она в Мексике.

– Фигасе, – говорит Мейер по-американски.

– Табачник и Карпас уже замолвили Бине за тебя словечко, насколько я понимаю.

Ландсман тушит папиросу о стену дома снаружи и выбрасывает окурок в дождь.

Табачник и Карпас на самом деле вечно дышат Ландсману и Шемецу в затылок. Какое там «замолвили».

– Даже когда мне везет, – говорит Ландсман, – все равно я невезучий. – Он вздыхает. – Ничего не слышно с острова Вербов?

– Ни звука.

– А в газетах?

– «Лихт» и «Рут» ни гугу. – («Лихт» и «Рут» – это главные ежедневники черных шляп.) – И сплетен никаких я не слышал. Никто об этом не говорит. Ничего. Тишина полная.

Ландсман встает с подоконника и идет к телефону на прикроватном столике. Он набирает номер, который запомнил много лет назад, задает вопрос, получает ответ, вешает трубку.

– Вербовские забрали тело Менделя Шпильмана вчера поздно вечером.

Телефон в руке Ландсмана вскидывается и чирикает, как заводная птичка. Он протягивает телефон Берко.

– Да выглядит неплохо, – сообщает кому-то Берко, помолчав. – Да, могу представить, – конечно, ему нужен отдых. Хорошо. – Он отводит трубку и смотрит на нее, прикрывая микрофон пухлым пальцем. – Твоя бывшая.

– Говорят, ты неплохо выглядишь, – говорит Бина Ландсману, когда он берет трубку.

– Они и мне рассказали, – говорит Ландсман.

– Отвлекись, – предлагает она. – Отдохни.

Голос нежен и невозмутим, и нужно секунды две, чтобы до Ландсмана дошел подлинный смысл.

– Ты этого не сделаешь, – просит он. – Бина, ради б-га, скажи мне, что это неправда.

– Два трупа. Из твоего пистолета. Ни одного свидетеля, кроме мальца, который ничего не видел. Автоматическое отстранение от служебных обязанностей с сохранением жалованья. До разбирательства на заседании комиссии.

– Так в меня же стреляли. У меня была надежная наводка. Я шел с пистолетом в кобуре. Я был вежлив, как мышь. А они начали в меня палить.

– Конечно, у тебя будет возможность рассказать свою версию. Но я придержу твою бляху и твой пистолет в этом милом розовом пакетике «Хелло, Китти» со змейкой, в котором Вилли Зильберблат таскал их с собой, ладно? А ты просто постарайся привести себя в порядок, хорошо?

– Разбирательство затянется на недели, – говорит Ландсман. – Когда я вернусь на службу, уже и полиции Ситки не будет, скорей всего. Нет оснований отстранять меня от работы, сама же знаешь. В таких обстоятельствах ты можешь позволить мне работать, пока продолжается расследование, и я буду вести это дело по всем правилам.

– Есть правила, – возражает Бина. – А есть правила.

– Не говори загадками, – просит он, а потом по-американски: – Какого хера?

Помолчав секунду-другую, Бина объясняет:

– Мне звонил главный инспектор Вэйнгартнер. Вчера вечером. Как стемнело.

– Понятно.