Более 300 000 русских воинов было убито и покалечено. Тысячи безногих, безруких и слепых разбрелись по городам и селам, прося подаяние на пропитание. Среди них не было лиц духовного звания. Они только призывали отдать жизнь за царя, отечество и православную веру, а сами предпочитали божественную тишину обозов 2-го разряда. Из многочисленных документов периода русско-японской войны известно, что «прямой дорогой в рай с поля брани» воспользовались только отдельные военные священники.
Остальные военные священники с благословления войны переключились на молебны в честь наступившего мира. Они пели гимны мудрому царю и попрекали народ русский, из-за которого-де христолюбивое воинство проиграло войну. Православное духовенство хотело переложить на плечи русского народа не только все бедствия, вызванные войной, но и позор поражения. Главную причину поражения в войне церковь усматривала в революционных выступлениях рабочих и крестьян. Это была своеобразная идеологическая подготовка к решительной расправе с революционными силами. В 1905 г. православное духовенство нередко выступало запевалой в общем контрреволюционном хоре. Именно тогда о церковниках писал В. И. Ленин: «…Несть поистине числа тем гнусностям, которые чинят наши попы с нашей полицией»[6]
.В первых рядах контрреволюционных легионов шли военные священники. В январе 1905 г. «Вестник Военного и Морского духовенства» с тревогой писал: «Тяжелым днем пользуются теперь и внутренние недруги нашего отечества, они злорадно сеют среди народов, особенно в провинции, крамолу и кривотолки». Духовное правление требовало от военных священников во что бы то ни стало удержать от революционных выступлений армию, а уж она сумеет справиться с восставшим народом. В церкви царизм видел реальную силу, способную сохранить армию и бросить ее на подавление рабочих и крестьян. И это был верный расчет.
Военные священники в годы первой русской революции еще пользовались доверием и авторитетом у неграмотной и забитой солдатской массы. Они способны были повести за собой нижних чинов на расправу с народом, но для этого требовалось хорошенько оболванить солдат. И церковники принялись за работу. Многие военные священники переселяются в казармы, чтобы быть ближе к солдатам в столь тревожное время.
Протопресвитер военного духовенства срочно организует издание специального журнала для солдат «Доброе слово», в котором внушалось солдатам, что их долг в годы революционного подъема остаться верными слугами царя-батюшки. Казармы наводнялись религиозными листовками и брошюрами. Каждому военному священнику вменялось в обязанность широко распространять подобное чтиво и доносить, кто и сколько распространил. Так, иеромонах С. Никитин только за семь с половиной месяцев 1905–1906 гг. раздал матросам 22 пуда религиозной литературы.
Военные священники умело воздействовали на солдат и матросов не только божественными проповедями. Зная, что волнует рядовых, они проводили беседы даже… о свободе. «Свобода, — говорили они, — это не то, о чем толкуют крамольники-революционеры и иные бунтари. Есть одна истинная, подлинная свобода. Свобода христианская, евангельская — освобождение от грехов». «Именно эта христианская свобода, — убеждал военный священник Рункевич, — от греховного рабства должна быть прежде всего и больше всего предметом наших дум и забот».
Такие беседы о свободе, безусловно, мешали распространению революционных идей в солдатской среде. Не зря подпольная большевистская газета «Казарма» предостерегала солдат и матросов: «Товарищи! Остерегайтесь попов на исповеди. Начальство для удержания за собой власти и чтобы не открылись глаза у солдат, содержит целую свору шпиков, в числе которых не последнее место занимают попы… Итак, товарищи, вместо того чтобы избавиться от мнимых грехов, вы можете очутиться на скамье подсудимых».
Опасения большевистской газеты были не напрасны. Военное духовенство в годы революции было серьезным противником, с которым следовало считаться. Деятельность церковников высоко оценивалась царскими генералами. Например, командир 5-го Белостокского полка радостно сообщал начальству, что в подчиненном ему полку бунта не было. «Не могу, — писал он, — не засвидетельствовать о похвальной и в высшей степени плодотворной деятельности вообще, а в это тяжелое время в особенности, полкового священника И. Брянцева, который не только постоянно вел с нижними чинами полезные беседы, но и в эти тяжелые дни не забывал своей паствы; без зова являлся он днем и ночью в полк, чтобы своим пастырским словом и теплым сердцем поддержать дух, вселить любовь — быть твердым и верным слугой царя и отечества и остаться верным долгу и присяге».