Смерть сына они переживали порознь. Супруг все время находился в разъездах, объясняя свое отсутствие государственной необходимостью, а Свон чувствовала, что он просто не может смотреть ей в глаза, считая себя виноватым. Оставил Генриха одного, хотя знал, что надвигается нечто ужасное. «Наш сын возмужал и может принимать самостоятельные решения». Будущий наследник. Гордость отца. А ему-то всего двадцать один. Было. И останется навсегда. Совсем мальчишка.
Она вызывала мужа на откровенный разговор, увещевала, плакала, даже молила, он соглашался, что зря корит себя, а наутро все равно уезжал.
– Мерещится всякое, мама… – Петр развернулся, заключил Свон в объятия, погладил по рано поседевшей голове. Пшеничные пряди густо переплетались с посеревшими. Голубые некогда глаза от слез будто выцвели. – Не хотел говорить, но ты должна знать, что со мной происходит. Если вдруг… Если вдруг я сделаюсь безумцем…
Ее непроизвольное движение рук, вцепившихся в его одежду, заставило пожалеть о произнесенном. Матери и так горя хватает.
Она застыла в ожидании пояснения, глаза наполнились страхом.
– Я вижу ребенка, которого нет. Девочку, одетую по тонг-зиттским обычаям. Черноволосую, лет пяти-шести. Она подглядывает за мной из-за занавески или вдруг появляется у изножья кровати. А то прячется в тени коридора. Но стоит подойти ближе, как она тут же исчезает, словно призрак…
Свон взяла себя в руки. Не стоит показывать, что ей страшно.
– А ты не пробовал с ней заговорить?
– Она не отвечает. Роуз как-то вошла следом в спальню… – Петр обернулся на окно, за которым послышался детский плачь. Упал младший сын.
– И что?
– Она решила, что я заболел и разговариваю сам с собой. Понимаешь, эта странная девочка показывается только мне. И никогда, никогда, когда в комнате кто-то третий. Я боюсь, мама…
– Мой сын, мой добрый, мой сильный сын, – Свон провела рукой по скуле Петра, тот откликнулся, прижав ладонь к губам, – ничего не бойся. Когда-нибудь мы вернемся к прежней жизни, я верю. Мы слишком измотаны нашими несчастьями. Смерть Генриха… – она силой воли остановила рвущийся всхлип. – И даже не думай, что ты безумен. Я не знаю человека более смышленого, более рассудительного, чем ты. Девочка всего лишь призрак, одно из тех явлений, которое как появляется неизвестно откуда, так и исчезает непонятно куда. Ты уедешь, а фантом останется здесь, с нами. Они всегда привязаны к одному месту.
– Но она не призрак, мама. И я видел ее в нашем замке в Северной Лории. И в Дохо, куда ездил, чтобы встретиться с Гри. Девочка всюду следует за мной. Стоит и смотрит с немым укором. Я с ума сойду от этого взгляда.
Приемный сын опустился на колени, прижался лбом к животу Свон.
– Мама, я в ней вижу себя. Она… она, будто моя дочь…
– Ну перестань, милый. Откуда взяться дочери?
– Из Лабиринтов, – Петр поднял больные глаза. – Шесть лет назад я жил в Лабиринтах.
– У… У тебя там кто-то был?
Петр неуверенно кивнул.
Свон опустилась на пол рядом с сыном. Ее глаза наполнились слезами. Прижала кулак ко рту, не давая вырваться словам, которые тут же произнес сам Петр:
– Мама… Это единственное разумное объяснение, почему девочка появляется и исчезает.
– Она идет дорогой бахриманов…
– Да.
– Кто ее мать? – больно задавать такие вопросы. Очень больно, но она должна знать. И как теперь быть с Роуз? Молчать или открыться дочери? Оба варианта так себе….
– Принцесса драконов Солнце. Я так думаю… – увидев, как гневно блеснули глаза Свон, исправился, – я почти уверен. Навряд ли я не заметил бы, если бы Лолибон родила.
– Ох! – Свон уткнулась лицом в ладони. Она понимала, что трудно оставаться праведником при королевском дворе тысячи лабиринтов, где беспутство и насилие чуть ли не воспевались, но Шиншилла… Эрийская шпионка, ставшая правительницей. Любовница мужа, а потом и сына. Бывшая… Уже почти шесть лет как мертвая.
– Ты не думай, – Петр наклонился, коснулся губами волос матери, – я не был так испорчен. Я… я не сдавался…
Свон вспомнила шрамы на спине сына. Еще большие шрамы Шиншилла оставила в ее душе.
– Но однажды я… был пьян, – на смуглом лице мужчины появился болезненный румянец. – И… – слова давались ему мучительно, – я соблазнил девушку. Ее звали Солнце. Но на утро ничего не вспомнил. Она обиделась и ушла. Я увидел ее только через год…
– Она родила, но скрыла…
– Я не знал. Я и сейчас сомневаюсь, но…
– …иного объяснения нет.
– А! Вот вы где! – в комнату ворвались мальчики в сопровождении Роуз.
Дети кинулись к бабушке, та торопливо вытерла слезы. На немой вопрос дочери быстро нашла ответ:
– Мы тут немножко поговорили, вспомнили былое, Генриха…
Петр, прежде чем подняться с пола, потрепал смеющихся мальчишек по голове.
– Мне нужно уехать, – произнес он делано бодрым голосом. – Ненадолго. По неотложным делам.
Свон нахмурила брови, но Роуз не заметила ее беспокойства, повисла на шее у мужа.
– Опять в Дохо? – контрабандисты все чаще нарушали границу с Белым Безмолвием, что грозило осложнением с правящей четой ледяных драконов. – К папе?