Луна ехала в одной из телег, череда которых тянулась по дороге, ведущей на ярмарку. Чем ближе было торжище, тем теснее становилось на накатанном тракте. Птичий гомон, визг кабанчиков, ругань не сумевших разъехаться, а то и заразительный смех после стыдной шутки, делающей пунцовой какую-нибудь молодуху, сливались в сплошной гул. Но этот шум не был раздражающим. Все люди, от мала до велика, пребывали в радостном ожидании. Кто-то предвкушал жирный барыш, а кто-то надеялся отовариться, не попав впросак.
Царевна уже и забыла, каково оказаться в бурлящей толпе, а потому жалась к сидящему рядом Лозе.
– А вдруг мы здесь увидим Лилию? Ну мало ли? – Саардис пытался расшевелить подругу, чувствуя и свою вину в том, что она робеет. Но разве же он желал, чтобы она сделалась сиделкой у того, кто не может оценить ее преданность? Разве хотел запереть в четырех стенах словно узницу?
А еще, дурак, не удержался и рассказал о своей неудачной «поездке» в Тонг-Зитт. Пришлось на ходу выдумывать полуправду-полуложь, что не застал Фаруха живым, но и это известие сильно расстроило Луну. Больше из-за того, что оборвалась едва намеченная нить, связывающая прошлое Змея со стариком, которого они оба толком и не знали. А что было бы, если бы Саардис не скрыл подробности о сотне погребенных под обломками башни? И о той маленькой спутнице Фаруха, которая наверняка погибла. Нет, не надо Тилле знать, что Зло не унялось, а продолжает творить страшные дела, пусть и на другом конце света. Ей и так несладко. Волнения и страхи не сделают ее жизнь счастливее.
– Ой, и правда! – оживилась Луна, вспомнив о купеческой дочери. Ярмарка собирала много разного люда, глядишь, и на самом деле прилетит нечаянная весть. – А вдруг и Змей там околачивается? Ведь не может быть, чтобы они нас не искали!
Царевна хоть и понимала, что за прошедшие годы ее друзья могли измениться до неузнаваемости, но все равно надеялась, что не ошибется и не пропустит мимо. «Рыжие-то не так часто встречаются!»
Лоза не стал огорчать Тиллю, у которой, наконец, загорелись глаза, что его и ее считают погибшими, а потому навряд ли пытаются отыскать. Пусть этот день в череде серых будней станет праздничным.
Она действительно вела себя как дикарка. То визжала от счастья, когда увидела колесо на шесте, к которому были навязаны радужные ленты, то потянула к прилавку, над которыми вились осы – это разноцветные звезды и петушки, сделанные из расплавленного сахара, манили живность своей сладостью, то упрашивала купить крикливую заморскую птичку, без конца повторяющую слово «дур-р-рак». Перебрала кучу бус, прежде чем примерила по клятвенному заверению продавца жемчуговые, которые так и остались на ее шее по настоянию Лозы, смеялась, вздыхала, принималась петь и вдруг замерла у лавки, за распахнутыми дверями которой виднелись огромные куклы, выряженные как барышни. Стояла столбом и не замечала, что мешает протолкнуться люду, желающему принарядиться.
– Хочешь вон то платье? – Лоза подвел ее к красному, к которому в придачу шли атласные туфельки и бархатный мешочек с золотым витым шнуром.
Ведь видел, что хочет и мысленно уже примеряет, но Тилля вдруг сникла. Даже посерела лицом.
– Нет, пошли отсюда.
– Я куплю, денег хватит, – задержал он ее за руку, но она лишь покачала головой.
– Давай лучше новую скатерку посмотрим. И вязанные носки для Ветра, – подняла виноватые глаза. Ведь знала, что Саардис будет злиться. – Мне кажется, ему зябко.
– Тилля, – Лоза старался быть сдержанным или хотя бы казаться таковым, – ему ни холодно, ни жарко. Тому, у кого не стучит сердце, все равно, держишь ты его за руку или вовсе не замечаешь. Вспомни воина в подземелье – часто его навещали? Может быть, его тоже умывали и расчесывали волосы? Пели колыбельные и старались согреть своим телом? Подумай, сколько поколений монахинь сменилось, прежде чем пришло его время? И пришло ли?
Луна подняла голову, и он осекся. Слезы висели на кончиках ее ресниц, она резко смахнула их ладонями. Сбежала по деревянным ступенькам и будто споткнулась на мостовой, замерла на месте.
– Мне не нужно то красное платье, – Тилля полуобернулась на идущего следом Лозу. – И не нужны атласные башмаки, как бы они ни были хороши. Куда я в них пойду? К реке за водой? А может, мешок с золотой тесьмой пригодится для грибов? А, Саардис?
Он порывисто развернул Луну и прижал к своей груди, не давая ей и шанса вырваться.
– Ты прости меня, дурака. За все прости. Я хотел подарить тебе радость, а оно вон как вышло… Ну, хочешь, пойдем купим ту дурацкую птичку?
Царевна потерлась щекой о колючую ткань, оставила на ней влажный след, подняла покрасневшие глаза на друга.
– И ты прости, Лоза. Я не хотела… Напустилась ни за что ни про что. Не виноваты мы, что жизнь так сложилась. Ни ты, ни я не виноваты. И птичка мне не нужна. Крикливая очень…