Читаем Сокамерник полностью

Насосавшись разной бурды, как клоп, я отправил пустые упаковки в пасть утилизатора и стал бессмысленно плавать по камере. Как рыба в аквариуме. Делать теперь было абсолютно нечего: насчет развлечений в КоТе — негусто. Иллюминаторы в стене отсутствуют. Правда, имеется экран телевизора, совмещенного с компьютерным терминалом, но пользоваться им разрешается только тем, кто добросовестно выполняет план выработки продукции. И не постоянно, а не больше часа в день, и то после ужина. Опять же, смотришь ты не что тебе вздумается, а только разрешенные для просмотра программы. К просмотру разрешены всего три телеканала из сотен, если не тысяч, которые существуют на планете: российский «Культура», штатовский познавательный «Дискавери» и международный «Спорт». А что касается Интернета, то можно посещать лишь новостные и библиотечные сайты, и читать допускается лишь то, что, по мнению тюремной администрации, способствует повышению твоего морально-нравственного уровня…

В остальное время — тоска жуткая. Даже в картишки, если бы каким-то чудом они завелись на этой космической зоне, не с кем перекинуться: администрация строго соблюдает правила внутреннего распорядка, которые предписывают держать отбывающих наказание в «одиночных жилых модулях».

Так что, крути не крути, а единственным способом коротать время для нас, зеконавтов, остается работа. Каждый день — по восемь часов. С перерывом на обед, но без выходных и праздников. Кантовка в КоТе дает еще несколько плюсов. Во-первых, ты имеешь возможность хотя бы накоротке ботать со своими напарниками — все ж, какое-никакое, а общение, которое какой-то классик справедливо назвал единственной роскошью на свете. Видимо, тоже мотал срок, бедолага… Во-вторых, если ты исправно пашешь, а не просто кантуешься, то тебе разрешают пользоваться тренажером и «экраном», обеспечивают усиленным питанием и, что важнее всего, могут заменить «пожизненку» двадцатилетним сроком…

Тем более, что работа и умственно, и физически — не тяжелая. Особенно в научном секторе, где производятся различные опыты и эксперименты и где зеков задействуют в качестве подсобных рабочих, а иногда — и в роли подопытных, если речь идет о космической медицине. Наш Аспирин как-то проговорился, что космическая тюрьма — идеальное место для изучения воздействия невесомости на человеческий организм. Еще бы! Попробовали бы они найти других таких дураков проводить в космосе всю свою жизнь!..

«Гордиться тебе надо, Эд, — сказал мне недавно Аспирин. — Ведь ты с твоими двадцатью годами отсидки побил все рекорды пребывания в невесомости».

Ну и сказанул же он — гордиться! Издеваетесь, док? Да будь моя воля, я бы и за миллиард баксов не согласился ставить такие рекорды! Жизнь-то все-таки — одна-единственная, другой уже не будет, а из нее наше гуманное правосудие недрогнувшей рукой вырезало здоровенный кусок, и я еще должен этим гордиться?!..

Хотя, если уж быть до конца честным, то я сам, болван, виноват в том, что оказался участником этого неспортивного марафона. Не надо было честных граждан на тот свет отправлять пачками, тогда бы и не попал сюда. И не надо ныть про то, что по-другому выжить в этом трижды проклятом мире было нельзя…

Убивать себе подобных способны только самые гнусные уроды и отщепенцы, так что ж возмущаться, что тебя закинули на космические нары? Скажи еще спасибо, что вообще не казнили, как было когда-то. Нет, все-таки человечество становится все разумнее и разумнее, что бы там ни твердили журналюги и ученые-гуманитарии. В самом деле, кому раньше было выгодно вешать или расстреливать таких, как мы? Если вдуматься, никому, если не считать мифического чувства восторжествовавшей справедливости и отмщения. В итоге, общество теряло сразу двоих вместо одного — не только жертву, но и преступника. Не знаю, кому первому пришло в голову, но по мере освоения ближнего космоса зародилась и стала все больше крепнуть идея космической тюрьмы — КоТа, как мы ее называем сокращенно. Хотя, по сути, это не совсем тюрьма. Скорее — исправительно-трудовая колония на борту гигантской орбитальной станции.

И плюсы этой идеи явно перевешивали возможные минусы. Космос — идеальное место для надежной изоляции лиц, отбывающих наказание, от общества. Отсюда нельзя сбежать, следовательно, затраты на охрану и всякие спецустройства — минимальные. Кроме того, можно организовать уникальный производственный процесс. Не какие-нибудь там картонные коробки клеить или электрические розетки собирать, как это бывает в обычных исправительно-трудовых колониях, а производить то, что может быть сделано только в условиях космоса…

Ну, где там застрял разводящий по рабочим местам? Бывшему убийце и грабителю Эдуарду Краснову по кличке «Пицца» чер-ртовски хочется поработать, знаете ли…

Словно услышав мой мысленный зов, створки входного люка разъехались, и в дверном проеме замаячило хмурое лицо Митрича.

Я мученически вздохнул.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рассказы

Похожие книги

Писательница
Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.

Алексей Владимирович Калинин , Влас Михайлович Дорошевич , Патриция Хайсмит , Сергей Федорович Буданцев , Сергей Фёдорович Буданцев

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Романы
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное