Сокол и Ласточка

Мы прошли на квартердек, откуда, вниз вела грязноватая лестница (еще один верный признак не слишком примерного порядка на борту).

Папаша Пом на ходу рассказывал:

— “Ласточка” наша – птичка-невеличка, всего 250 тонн. Кого надо, догонит, от кого надо упорхнет. А если что, в обиду себя не даст. Главный канонир у нас хват, каронады из шведского чугуна, и пушки тоже самые лучшие, не какие-нибудь железные – бронзовые.

— Велика ли команда? – опасливо спросила Летиция, наверное, прикидывая, скольких пациентов ей придется пользовать.

— Не особо. На абордаж мы никого брать не собираемся. Кто напугается и спустит флаг – тот наш. А кто заерепенится и начнет отстреливаться, пусть катится к черту. В плавание пойдут шесть офицеров, трое “сухопутов”, да кубричного народу сорок две души. Ребята все ловкие – десять марсовых, шестеро ноковых, – похвастался Кербиан.

Девочка моргнула. Откуда ей знать, что марсовые матросы, кто работает на верхушке мачты, да ноковые (эти и вовсе добираются до кончиков рей) – цвет и костяк команды. Из сорока двух матросов шестнадцать мачтовых – очень недурно.

“Сухопуты” – это, надо полагать, врач со священником и адмиралтейский писец.

— Вообще же, – понизил голос штурман и оглянулся, – команда на “Ласточке” особенная. Чуть не треть приходятся нашему капитану родней, остальные соседи или давние приятели. Рука руку моет. Посторонних не жалуют. До сих пор чужаками тут были я да писец. Теперь прибавитесь вы с попом. Надо и нам друг дружки держаться.

Это меня несколько удивило. Чтобы капитан ходил в море со штурманом, которому не доверяет? Странно.

Однако папаша Пом тут же эту странность разъяснил:

— Меня сам господин Лефевр назначил. Без верного человека, кто блюдет хозяйский интерес, хитрованы-малоанцы вовсе от рук отобьются.

— А вы разве не из Сен-Мало?

— Я родом из Лориана! Неужто не слышно по моей чистой речи? – с обиженным видом воскликнул Кербиан, и Летиция, умница, уважительно кивнула.

— Хорошо ли вы знаете путь в Сале?

— Я-то? Да я ходил в Барбарию раз сто! Считай, что с первым плаванием тебе повезло, малыш. Через месяц, много через два вернемся обратно. Ходка легкая, короткая. Ни с цингой, ни с желтой лихорадкой возни у тебя не будет. И боевых ран много не жди, наш капитан на рожон лезть не любит.

Ободренная этими словами, моя девочка, пригнувшись под низкой притолокой, вошла вслед за штурманом в кают-компанию и с любопытством огляделась.

— Э, с животными сюда нельзя! – показал на меня Кербиан. – Капитан не позволяет. Пусть твой попугай полетает снаружи.

— Это Клара, моя подруга. Я с ней не расстаюсь. На сердце у меня потеплело.

А тут Летиция еще прибавила, с железом:

— С капитаном я поговорю. Он возражать не будет.

Папаша Пом поглядел на лекаря и подмигнул:

— Ты, я смотрю, паренек с характером. Это правильно.

Я быстро исследовал кают-компанию, перелетев сначала на стол, потом на лафет кормовой пушки. Их тут было две – именно что шестифунтовые, я не ошибся. Во время боя стволы просовывают в открытые порты и палят. Оттого стены помещения, тесного и довольно неприглядного, были пропитаны копотью и пороховым дымом.

М-да, видал я на своем веку кают-компании и получше.

Дощатый стол, вокруг – восемь привинченных к полу грубых стульев. Оконные стекла поцарапаны. По бокам рундуки – самые простые, из просмоленной сосны. На “Святом Луке” в кают-компании была мебель красного дерева, серебряная посуда, индийский ковер. А тут единственное украшение – тронообразное капитанское кресло на глухом дубовом коробе, да и то зажатое меж двух орудии.

— Это зачем? – спросила Летиция, разглядывая круглую крышку посреди сиденья.

Папаша Пом скривился:

— Дезэссар важничает. Не может, как все нормальные люди, в ведро делать. – Он поднял крышку, я заглянул в дыру и увидел внизу воду. Выхолит, эта часть кормы нависала над морем. – Ишь, барин. Справляет нужду, будто король на троне.

Сглотнув, она спросила:

— А остальные, значит, делают в ведро? И что потом?

Ее, кажется, сильно беспокоил этот вопрос. В сущности, с учетом физиологических различий между полами, это и понятно.

— Как что? Если ты …, просто выплескиваешь за борт. А коли…, то кидаешь на веревке в море и потом вытаскиваешь.

Штурман использовал два весьма пахучих словечка, которые я повторять не стану. Я заметил, что Летиция повторила их про себя, пошевелив губами. Очевидно, в пансионе ее таким выражениям не научили.

— Но почему капитан … здесь, за обеденным столом, а не в своей каюте? – тут же применила она новообретенное знание на практике.