СОКОЛ и ЛАСТОЧКА

– Я говорил вам: рано или поздно Гарри заявится проведать своего ублюдка! – ликовал хриплый, размахивая перед носом у штурмана пистолетом.

– Ты головаст, Джим, – сказал лысый, держа Логана сзади за руки. – Ну что, рыжая крыса, поговорим?

– Охотно, Тыква, – ответил Гарри, который, надо отдать ему должное, не потерял присутствия духа. – Я готов ответить на любые вопросы. Только… – и он проговорил что-то очень тихо – я не разобрал.

Не расслышал и Джим.

– Что-что?

Он наклонился вперёд, и Логан внезапно боднул его лбом в нос – очень сильно, так что хриплый бухнулся задом наземь. Одновременно проворный ирландец каблуком лягнул Тыкву по ноге, высвободился и отскочил в сторону. В руке его, лязгнув клинком по ножнам, блеснула сабля.

– Ах, ты так?!

Лысый тоже обнажил оружие, сталь зазвенела о сталь. Джим, держась за расквашенный нос, целил в Логана из пистолета, но юркий ирландец ни мгновения не стоял на месте. Он делал обманные движения, приседал, крутился вокруг собственной оси.

Тот, что держал Летицию, предупредил:

– Не вздумай рыпаться. Сейчас твоего дружка угомонят.

Выстрел наконец грянул. Джим метил штурману в спину, но тот – будто у него на затылке были глаза – как раз присел, и пуля угодила в грудь Тыкве. Сабля вылетела из пальцев бедняги и задела остриём левую руку ирландца. Чертыхнувшись, Гарри схватился за раненое место, лысый же с жалобным стоном упал навзничь.

Джим отбросил своё разряженное оружие и наскочил на Логана с длинным тесаком, однако штурман уже оправился от удара. Он отбил довольно неуклюжий рубящий удар, сделал выпад – широкий клинок пронзил нападающего насквозь.

Увидев, что дело приняло паршивый оборот, третий бандит (его имени я так и не узнал), оттолкнул Летицию и бросился бежать.

– Держите его, Эпин! Не дайте уйти! – крикнул Логан, пускаясь вдогонку.

Но от моей девочки было мало проку. Она стояла, вся дрожа. Вряд ли кто-нибудь посмел бы её осудить за слабость. Нападение произошло так внезапно, а схватка была такой короткой и кровавой, что даже мужчина неробкого десятка растерялся бы – особенно, если не имеет привычки к потасовкам. Ведь и мне, старому морскому бродяге, всякое повидавшему на своём веку, понадобилось несколько секунд, чтоб взять себя в руки. То есть, в когти.

– Не уйдёшь! – Гарри вытащил откуда-то из-под кафтана пистолет, взвёл курок и выпалил.

Всплеснув руками, шотландец рухнул. Судя по тому, что с него слетел берет, а также по характерному хрусту, пуля угодила прямо в затылок.

– Убит! – горестно вскричал Гарри, наклоняясь над телом. – Наповал! А ведь я целил в лопатку!

Он подбежал к Джиму.

– И этот издох! Какое горе!

Повернулся к подстреленному Тыкве – и быстро объявил:

– Этого я на себя не записываю. Я тут ни при чём, – сварливо сказал штурман, задрав голову к нему. – Пулю послал не я!

Я догадался, что он объясняется со Всевышним.

– Несчастный я человек. – Гарри был безутешен. – Это жестоко! Только что я был в плюсе, и вот снова в минусе. Проклятые болваны! Они не оставили мне выхода… Да ещё руку поранили. Перевяжите меня, Эпин. Я истекаю кровью!

Ещё не справившись с дрожью, Летиция задрала ему рукав. Рана оказалась неглубокой, Но ирландец всё жаловался:

– Мне больно! А для дела понадобятся обе руки!

– Какого дела?

– Того, о котором я хочу вам рассказать. Но теперь разговор откладывается. Две смерти – дурное предзнаменование. Я не могу сразу вернуть Ему долг, но, по крайней мере, обязан сделать первый шаг. Прощайте, Эпин! Потолкуем завтра.

Он рысцой побежал по переулку, придерживая перевязанную руку.

– Куда вы?

– В бордель! Я должен посеять новые семена! Ведь урожай будет только через девять месяцев!

О, люди, как же вы смешны с вашими нелепыми верованиями и суевериями! Гарри Логан из вас – ещё не самый нелепый.

Глава шестнадцатая

Что-то начинает проясняться, а что-то ещё больше запутывается

Ирландец убежал «сеять семена», а мы остались в тёмном переулке, в окружении бездыханных тел.

Одно из них, впрочем, ещё подавало признаки жизни. Лысый разбойник по прозвищу Тыква, которого Гарри отказался учитывать в своих деликатных взаимоотношениях с Господом, шевелился и жалобно стонал.

Должно быть, вспомнив о своих лекарских обязанностях, а может быть, просто из сострадания, Летиция приблизилась к раненому.

– Ничего не вижу, – пробормотала она. – Нужно перетащить его на открытое место…

Взяла под мышки и оттащила к углу, где тень от домов не закрывала луны. Тыква хрипел: «Оставь меня… Больно! Будь ты проклят…», но Летиция не обращала внимания на его жалобы.

Она сняла парик, сунула его в шляпу и пристроила голову умирающего на эту импровизированную подушку. Из бочки, что стояла под водостоком, зачерпнула воды, и обмыла Тыкве лицо, смочила губы. Потом расстегнула окровавленную рубаху и вздохнула. Тут не помог бы и куда более опытный врач. Я повидал на своём веку немало ран и сразу понял, что пуля пробила бедняге лёгкое.

– Мне конец, – сипел Тыква. – Дай мне глоток рома. Ради Бога! Дай… У Джима за пазухой всегда есть фляга…