Это приводило в бешенство, хотя в сущности потерь было мало, пока эллины держали строй и использовали щиты. Здесь помогало само построение: один щит в колонне мог прикрыть двоих, а то и троих, идущих рядом. Это наслоение защиты коверкало все усилия горцев, наверняка вызывая у них лютую досаду. Без щитов и дисциплины спартанцев, обеспечивающей сплоченность действий, стычка превратилась бы в расправу.
В тылу Ксенофонт заметил более крупную силу, возникшую в поле зрения, когда он смещался по пройме долины вбок. Там подпрыгивала и грозилась примерно сотня кардухов с лицами, перемазанными не то сажей, не то кровью. Они были мучительно близки и готовы наброситься или же отбежать; однако задачей Ксенофонта было поддерживать Хрисофа, и стронуться с места он не мог. Ксенофонт приказал сомкнуть на всем фланге щиты, по которым тут же напористо застучали камни и стрелы. Основная тяжесть удара приходилась на Филесия, стоящего чуть впереди с фессалийцами и симфалийцами – прочными, опытными воинами, которые незыблемо держались. Ксенофонт постепенно настраивался на предстоящую схватку, как вдруг впереди резко сменился ритм.
Без всякого предупреждения Хрисоф и весь перед колонны оторвались от лагеря и ринулись к какой-то незримой цели впереди. Ксенофонт остался сзади, недоумевая, что происходит, а также где ему теперь нужно находиться. Яростно выругавшись, он подозвал к себе Филесия.
Фессалиец выглядел бледным, но решительным, отсалютовав прижатой к груди рукой.
– Нам нужно захватить кого-то из них! – прокричал Ксенофонт поверх шума строя и грохота камней, по-прежнему доносящегося слева. Филесий открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент стрела прямо в голову сразила гоплита, что находился в заднем ряду и едва выглянул из-за щита. Он упал, не успев даже вскрикнуть, а Ксенофонт с Филесием уставились на его поверженное тело, оставшееся позади.
– Торчать здесь мы не можем, – настойчиво сказал Ксенофонт. – Филесий, раздобудь мне проводника. Эти люди знают здесь горы как свои пять пальцев. Они так и будут бегать вокруг кругами, пока у нас не появятся глаза. Устрой для них засаду. Соблазни их – женщинами или кем-то из раненых.
Филесий усмехнулся, и вскоре вперед вывели двух молодых женщин, которые шли с явной неохотой. Одну из них сопровождал гоплит – по-видимому, ее любовник, – который громко жаловался, пока не увидел, что приказ исходит от самого стратега. Но и тогда молодой воин ревниво наблюдал, как те две выбегают за линию щитов, якобы вырвавшись из плена.
Стукотня стрел тут же прекратилась. Женщины, способные к деторождению, у варваров никогда не оставалась незамеченными. Восемь кардухов без колебаний ринулись хватать визжащих женщин, пока тех не заграбастали обратно. И тут же сами оказались окружены греческим строем, лопнувшим у них на глазах.
Всех восьмерых кардухов, выбежавших вперед, похватали и умыкнули обратно в строй. Четверых, что пытались вырваться, прирезали, оставив тела валяться позади. Остальных накрепко связали и забрали в колонну, где их нельзя было ни вытащить, ни убить. Тут же снова загремели камни, но колонна неостановимо двинулась дальше. Впереди ускорили шаг лагерные обитатели в попытке воссоединиться с силами Хрисофа, резко оторвавшимися из-за своего броска.
Ксенофонт резко обернулся к Филесию:
– Пусть кто-нибудь, знающий персидский, допросит этих кардухов. Чем скорее мы узнаем, где находимся, тем лучше.
Было видно, как лагерники уныло влекутся туда, где тропа делала изгиб. Они были отчаянно уязвимы, а кардухи, несомненно, сейчас подкрадывались к ним со всех сторон. Без понукания эти люди через какое-то время в ужасе остановились. Ксенофонту оставалось лишь проклинать Хрисофа за то, что тот погнался за призраками и бросил основной строй. Он принял решение, хотя сердце сейчас буквально выскакивало из груди.
– Прибавить ход, вдвое! Собраться вокруг лагерных как можно плотней. Вокруг враг! Щиты и копья к отражению атаки! Никто не останавливается, пока не увидит наш авангард. Никто!
Наверху виднелись цепочки лучников, которые сейчас пробирались в их сторону по уступам, едва способным удерживать их на отвесных стенах утесов. Стрелы и камни со свистом рассекали воздух, но под защитой щитов вполне можно было продвигаться ускоренным шагом. На ходу, перебираясь через камни и проталкиваясь через расселины, эллины временами слышали вскрики боли: кардухам все же удавалось попадать в живую плоть, а не только в дерево и бронзу.
Ксенофонт подгонял их на протяжении еще десятка стадиев, хотя все уже хватали ртом неутоляющий, уже слишком разреженный воздух. Как ни усердствовали эллины в подъеме, им все никак не удавалось набрать высоту, на которой прекратился бы каменный град сверху.
И вот впереди показались задние ряды тех пяти тысяч во главе с Хрисофом, сгорбленным, как жук или черепаха. Сверху воины укрывались щитами.
Ксенофонт почувствовал, что вскипает, но по-спартански сдержался, внушая себе, что без веской причины Хрисоф без защиты бы их не оставил.