Сокол Спарты

– Я уже задумывался над этим и разослал письма моим самым давним и богатым сподвижникам, коих немного. К тому времени как нам останется пробавляться одной мучной пылью и проточной водой, думаю, мы уже обретем все, что нам нужно. Не могу заверить, что в пути нас совсем уж минуют нужда и невзгоды, но какой поход обходится без них? Полная уверенность у вас может быть только в одном. В том, что если я при вашем содействии стану царем, пусть и через поверженное тело моего брата, вы более не будете знать нужды ни в чем. Этого вам достаточно? В этом я клянусь своей честью и сомкнусь ладонью с каждым из вас, если вы того пожелаете.

Эллины один за другим, подходя, брали его руку и сжимали так, что белели костяшки. Глаза Кира смотрели ясно и жестко, без тени сомнения – даже непонятно, к добру или к худу, учитывая неоднозначность замысла.

* * *

Лето уже набирало силу, когда к выходу из Сард изготовилась необозримая воинская колонна. Отряды эллинов просто затерялись бы в море персидской пехоты, если б Клеарх не настоял, что его спартанцы должны идти впереди. Он объяснил, что общая скорость колонны возрастет, если темп будут задавать его люди, хотя прочие эллины роптали, что он-де опять ставит себя выше остальных.

Персидская часть войска в своем окончательном виде насчитывала чуть больше ста тысяч пехоты. Нехватка чувствовалась и в лучниках и в пращниках (первых было всего несколько тысяч). Досадно немногочисленной была и конница, хотя знакомый Киру афинянин Ксенофонт содержал животных в надлежащем порядке. Молодой грек вполне освоился на своем поприще коневода и благожелательным взглядом проводил царевича, проскакавшего мимо на своем скакуне. В целом же собранное Киром войско никак не соответствовало той силе, которую он рассчитывал повести на брата против совокупной мощи Персидской державы. Никак не покидала безутешная мысль, что вся затея губительна своей поспешностью. Собрать силу, способную пересилить могущество персидского царя, с самого начала казалось чем-то неосуществимым. Люди не были подготовлены так, как того хотелось, хотя Клеарх обещал в походе продолжить ратную выучку, а значит, день ото дня навыки воинов будут все-таки крепнуть. Войско в сто двадцать тысяч человек отправлялось на юго-восток в пустыню – вдалеке от Царской дороги и любопытствующих глаз. И, несмотря на все недочеты, Кир ощущал за свое воинство отчаянную, болезненную гордость.

Первые разведчики и застрельщики из пелтастов ушли вперед за день от основных сил, и после этого каждые шесть часов вслед предыдущим бодрой рысцой выходил новый десяток легковооруженных воинов. Для главной колонны становилось своеобразной игрой попытаться выследить и обнаружить этих сорвиголов. Начальники знали, что это поднимает дух при долгих унылых переходах через безликие земли, и не запрещали это озорство. Перспектива поймать группу лазутчиков укрепляла бдительность, а также была источником азартных споров и ставок среди полков и, конечно, самих разведчиков.

На последнем смотре конечного места назначения Кир не указал, дав лишь знать, что бездельничать в пути никому не придется. Идти предстояло через местности более дикие, чем те, по которым перемещался Тиссаферн. На самом же деле пунктом прибытия можно было считать то место, где перед ними встанет войско Артаксеркса. Мысль о непостижимости таких расстояний пугала не в последнюю очередь потому, что все необходимое приходилось тащить с собой.

Кир тихо свирепел от одного лишь числа увязавшихся за колонной праздных людей. На протяжении восьми месяцев Сарды служили местом сбора войск; здесь получали оплату золотом наемники, а серебром персидские полки. Все это время город полонили тысячи вооруженных людей при деньгах. Торговля и ремесла процветали, от кожевников, шорников и кузнецов до искусных оружейников; что уж говорить о своднях и продажных женщинах и мужчинах всех мастей и возрастов, которые буквально наводнили улицы, выдавливая деньги из одиноких, уходящих на войну людей. Кое-кто из этой публики успел привязаться к отдельным грекам и персам. Другие просто решили продолжить свой доходный промысел. В итоге к войску примкнуло еще двенадцать тысяч, негодных для сражений, но которых приходилось так или иначе кормить, одевать и охранять.