Сокол Спарты

– Дружбы у нас нет. Хотя в ранней юности мы были близки. Но потом у нас произошла размолвка, и мы перестали с ним ладить.

– Он увел ее у тебя, или ты увел ее у него?

Кир поперхнулся вином, забрызгав столешницу.

– Тебе и впрямь всегда нужно быть истинным спартанцем, таким бесцеремонным?

Клеарх пожал плечами:

– Жизнь показывает, что такие вещи обычно проще, чем мы их подаем.

– В данном случае да, мы с ним любили одну женщину. А она любила меня, но вышла за него! Ты это именуешь простотой? Это не какая-нибудь вздорная сказка о двух влюбленных, спартанец. Она избрала не того человека, вот что я тебе скажу. – Царевич вздохнул какому-то своему воспоминанию, и его темные глаза в закатном свете блеснули золотом. – И я все еще по ней грущу.

Клеарх сел на стуле прямее. Он успел повторно осушить чашу и едва заметил подошедшего ее наполнить слугу.

– Есть люди мелочные и мелкие даже в своих победах. Я вижу, ты привел на его землю недюжинное войско – такое, с которым ему вряд ли по силам совладать. Это что, покорение? Ты думаешь его умертвить?

Кир долгим, задумчивым взором оглядел архонта, потирая кулак о ладонь с мозолями от поводьев.

– Если бы он на скаку упал с коня и разбился, я б истолковал это как знак, – медленно произнес он. – Но она любит его и родила ему двоих детей. Я знаю, что она любит меня, но избрала все-таки его. Так что обратный путь нам уже заказан навсегда.

– Женщины, – вздохнул Клеарх, поднимая чашу. – Источник чудес и наших чудачеств.

Содвинув чаши, оба выпили до дна. По жилам теплой волной уже расходился хмель.

– Я люблю ее, – потупив голову, повторил Кир. – И любил всегда. Мы сейчас возле самой границы с Киликией. Я послал гонцов сообщить, что я здесь, и она отозвалась. Не знаю, поможет ли она мне, архонт, но больше помочь мне некому.

– Она придет к тебе? Или мне готовить лошадей?

– Придет. Во всяком случае, так передал мой посыльный. Завтра, среди дня.

– А о своем муже она упомянула, хотя бы мимолетно? – поинтересовался спартанец.

Кир покачал головой, на что Клеарх поднял брови:

– Вот как? Звучит обещающе.

– Да как сказать. Она любила нас обоих, но выбрала его, – с тихим отчаянием промолвил Кир, делая очередной глоток.

От вина его зубы имели красноватый оттенок, а глаза подернулись дымкой.

Внезапно Клеарх, вырывая царевича из размышлений, хватил ладонью по столу:

– Так давай же, великий, покажем ей, чего она лишилась! Завтра я задам воинам прекрасный смотр. Пусть она увидит своего возлюбленного царевича во всем его боевом великолепии, как истинного полководца и вождя! Ее муж, наверное, деспот? Жестокий, старый, безобразный коротышка?

– Да нет, – пожатием плеч ответил Кир. – Просто мужчина, как и все. Каких-либо особых достоинств я в нем не вижу. Но как я уже сказал, она…

– Да, выбрала его, – закончил за Кира архонт. – Оставь это мне, великий. И не пей больше, а то завтра от тебя будет мало толку. С твоего позволения я пойду обратно к людям.

Кир, отпуская его вялым взмахом, поднял для очередного наполнения чашу; глаза его при этом были закрыты. Клеарх усмехнулся: неужели и он вот теряет голову от выпитого? Похоже, что все-таки нет. Уходя в быстро густеющих сумерках, архонт с шага перешел на трусцу: еще многое предстояло сделать.

* * *

Проснувшись на рассвете, Кир первым делом проблевался. На земле имения был пруд, и он в нем выкупался, после чего позавтракал яйцами и сыром для успокоения желудка. К той поре как он оделся и с помощью слуг и подставки взгромоздился на коня, утро было уже в разгаре и солнце купалось в синей чаше небес. Вместе с тем нарастал и зной, а с ним тяжкое тупое биение в голове. Отчего-то становилось легче, если держать закрытым левый глаз; в таком виде Кир и приблизился к лагерю, где его остановили дозорные. Все они уже знали своего полководца в лицо, но соблюдали ритуал и почтительно расступились. Краем уха Кир услышал, как кто-то отпустил скабрезную шутку насчет похмелья, но не имел ни силы, ни воли придать ей значение.

Постепенно начали проступать признаки царящей вокруг сутолоки, и Кира начало пробирать сомнение, смыкал ли нынче глаза спартанский командир. Каждый полк был занят надраиванием своего снаряжения, которое на свету сверкало и блестело, можно сказать, до неестественности. В голове плыло от смятения. Он что, приказывал устроить какой-то показательный смотр? Припомнить этого что-то не удавалось. Некоторые моменты давешнего вечера как-то размылись или выстреливали разрозненными отбликами, от которых делалось настолько неловко, что кривился рот. Он, кажется… рассказывал спартанцу о своей любви? О боги! Кир невольно закрыл лицо рукой.

– Великий, – окликнул его кто-то.

Поведя глазами, царевич увидел молодого афинянина, что заведовал лошадьми. Под туманным взглядом Кира Ксенофонт, досадно бодрый и здоровый, обратился к нему:

– Великий, если ты ненадолго сойдешь с коня, я его расчешу, заплету ему гриву и хвост, чтобы он достойно предстал на смотре.