Сокровища чистого разума

Вот ещё предположение: я остался, потому что Гатов и Бааламестре мне понравились. Не учёностью, а сами по себе, как личности. Они жили полной жизнью, понимаете? Дрались, выпивали, гонялись за юбками, изобретали. Постоянно что-нибудь изобретали, придумывали, творили, делали, снова напивались и придумывали ещё… И у них получалось, чтоб меня в алкагесте позабыли, как же здорово у них получалось… И они предложили мне присоединиться, представляете? Увидели во мне равного и позвали в кружок. Они сказали, что великий алхимик сделает команду совершенной.

Великий алхимик!

Вы поняли, что речь обо мне? Вы поняли, куда Гатов меня позвал? Сомневаюсь. Да это и неважно, потому что я остался с Павлом не поэтому. Я слишком глуп, чтобы продаваться, я стараюсь поступать правильно. Мне предлагали сытую жизнь богатого, уважаемого человека – я завербовался в Астрологический флот, предлагают стать легендой научного мира – я не могу бросить друзей. Я…

Я, наконец, понял, почему остался с Гатовым и Каронимо.

Потому что так было правильно…»

Из дневника Оливера А. Мерсы alh.d.

* * *

– Кажется, печать настоящая, – пробубнил командир поста через семь с половиной минут после того, как приступил к изучению документа. – То есть подлинная.

– Именно так, синьор лейтенант, – предельно вежливо подтвердил Гатов, внимательно следя за тем, чтобы толстые пальцы офицера не повредили важный документ. – Самая настоящая.

Когда-то командир поста отличался здоровой полнотой, считался не «жирным ублюдком», а «мощным силачом», и даже ставился в пример менее радивым сослуживцам. Но годы шли, Дрибе понял, что лейтенантские погоны стали его карьерным потолком, расслабился, перестал за собой следить, и теперь – во всяком случае, для стороннего наблюдателя – являл собой карикатуру на военного, а не реальную боевую единицу.

– И подпись Его превосходительства… тоже, – продолжил Дрибе с таким видом, словно наблюдал губернаторские автографы минимум дважды в час.

– Подпись выполнена алхимическими чернилами…

– Вижу. – Лейтенант пожевал губами и бросил мимолётный и крайне неодобрительный взгляд на татуировки учёного.

– Извините.

– Извиняю.

Гатов улыбнулся и потрогал один из своих браслетов, «клабардарсианский аркан», который, по слухам, возвращал владельцу спокойствие даже в самых безнадёжных обстоятельствах. А спокойствие Павлу требовалось, как никогда.

Укреплённая позиция кнехтов располагалась на пыльном просёлке, носящем гордое название Транстрибердийский тракт № 8, на самом въезде в поселение Одекки. Во всяком случае, именно так утверждала карта. Собственно, пост представлял собой прекрасно защищённую и укрытую от глаз пулемётную точку, несколько индивидуальных окопов и натянутую в тени деревьев маскировочную сеть, в тени которой спасались от жары кнехты. Помимо стола и двух лавок, под сетью виднелись бак с водой, ящик, видимо с едой, и две табельные винтовки в пирамиде – остальные находились у солдат и до недавнего времени были направлены в учёных.

Которые изо всех сил демонстрировали похвальную законопослушность.

– Алхимическую печать канцелярии Его превосходительства подделать невозможно, – откашлявшись и вдоволь наигравшись с успокаивающим браслетом, сообщил Гатов.

– Я должен был проверить, – протянул толстяк. Цветные татуировки по-прежнему не давали ему покоя, а почему он их невзлюбил, осталось загадкой.

– Мы понимаем, синьор лейтенант, – кивнул стоящий чуть позади Павла Бааламестре.

– В сотне лиг отсюда начинаются владения Мритии, а их шпионы славятся подлостью и оснащением, – наставительно напомнил офицер. То ли себе, то ли солдатам.

Под мышками Дрибе расползались влажные тёмные пятна, а от них – соответствующий запах, на который задержанные учёные стоически не обращали внимания.

– Да, синьор лейтенант.

– Любят прикидываться кем-нибудь подозрительным…

– Шпионы прикидываются подозрительными? – не сдержался Мерса.

Лейтенант широко распахнул маленькие глазки, Каронимо врезал алхимику в бок и умильно выдал:

– Да, синьор лейтенант.