Сокровища града КитежаНевероятное, но правдивое происшествие с предисловием издательства, примечаниями переводчика и послесловием редакции

Редко чья-нибудь посторонняя рука открывала этот кабинет. Здесь слышен был робкий перезвон склянок и пробирок, наглое шипение примуса, да вспыхивало синим, загадочным цветом пламя бесчисленных спиртовок.

В халате, перепачканном пятнами всех оттенков и запахов, бормочущим привиденьем, седовласым и мистическим, бродил Оноре от спиртовки к примусу, от реторты к колбе. Чертил таинственные знаки на доске, стирал их, снова чертил и опять стирал.

Изредка неосторожно заходил сюда кто-нибудь из инженеров.

Тогда гасли все примусы и спиртовки, Оноре ловил несчастного за пуговицу, подводил его к доске и начинал:

— Мой юный друг!

Или, если даже профессору было неловко назвать «друга» юным:

— Мой милый друг! Знакома ли вам история нашей старушки?

Пауза.

— Нет, она вам не знакома!

Профессор тянул полоненную пуговицу книзу и жертва падала в кресло.

— Старушка наша сейчас покрыта твердью, то есть землей…

Тут Оноре впадал в глубокий пафос и дальше уже не говорил, а вещал, потрясая сединами и пальцем.

— Милый друг! (Или: — Юный друг!) Сейчас наша старушка больна артериосклерозом. Да, да — склерозом! Все эти ваши хваленые материки ни что иное, как болезненные наросты старости. Да-с, наросты! А в дни своей юности, в дни далекой невозвратимой юности, наша старушка-планета была прекрасна и газообразна! Понятно? Молодая она была, юная, газовая, то есть, я хотел сказать, газообразная. Вот такая! Вот видите, в этой пробирке клубится нечто неопределенное и полупрозрачное, — вот такой была в дни юности наша земля. Тысячелетья, миллионолетья шагали себе да шагали, и вот постепенно…

Заблудшая душа, попавшая в кабинет № 2, измученная и усталая, только к вечеру освобождалась от профессора.

Утром уборщица выметала из кабинета очередную «открученную» у посетителя пуговицу, а Оноре опять чертил на доске каббалистические знаки, бегал от примуса к спиртовке и от спиртовки к доске.

Теоретические изыскания и лабораторные опыты по воссозданию первоначального хаоса, первичного космоса захватили и увлекли седовласого юношу и он ни о чем больше не думал.

Сокровища града Китежа? Ха! Они придут к нему неизбежно. Гениальный мозг (а в этом Оноре Туапрео не сомневался) сумел пустить и поставить на рельсы нужную машину, она работает исправно и бесперебойно. Она в конечном итоге положит к его ногам заслуженную часть сокровищ града Китежа. Это бесспорно, это не подлежит сомнениям. Усомниться в этом можно, только разве будучи Бартельсом, но и Бартельсу даны неопровержимые доказательства. Итак — сокровища града Китежа идут, а пока займемся первичным хаосом.

— Мой юный друг! (Или: — Мой милый друг!)

— Знаете ли вы, что такое земля? Нет, вы не знаете… Очередная пуговица жалобно попискивала в мощных пальцах ученого. Неизбежно уборщица выметет ее утром.

Главный директор господин

ДЭВИД БАРТЕЛЬС

Входить только с разрешения ведающего технической или научно-экспериментальной частью.

Жюлль Мэнн выдержал изрядную баталию с рабочкомом и за господина, и за приписку мелким, но четким шрифтом. Но в рабочкоме погорячились, а потом плюнули.

«Ну и черт с тобой, — господин так господин, лишь бы остальное по кодексу о труде!»

В стенной газете карикатуристы и рабкоры для «господина директора» не пожалели ни красок, ни рифм.

Господин директор расстроился, взбеленился и срочно вызвал Жюлля Мэнна.

— Вы видели эту гадость в коридоре?

— Гадость?

— Ну да, как же вы это иначе назовете?

— Я не понимаю…

— Ну вот, вы вечно не понимаете! Я тоже не понимаю, почему, собственно говоря, вы ведаете технич…

— Господин Дэвид!

— Господин Жюлль!

— Я вас попрошу, господин Бартельс…

— Да перестаньте вы! К черту! Я не об этом! Я возмущен! Я не допущу! Я не могу допустить! Хамье какое-то! Чумазые, грязные как свиньи, малограмотные рабочие и вдруг!.. Да что вы таращите на меня глаза? Вы видели эту самую газету, с позволения сказать? Вы смотрели карикатуры? Вы стишки читали?

— Да что вы молчите, в самом-то деле, что вы молчите? К черту! Довольно!

Бартельс с грохотом повалился в кресло и трахнул по столу кулаком.

— Господин ведающий технической частью, предлагаю вам немедленно выяснить, чьи это художества, и в 24 часа уволить виновных! В противном случае я…

Жюлль осторожно выглянул в коридор, поплотнее прикрыл дверь, запер ее и уселся в кресло напротив Бартельса.

— В противном случае вас, господин главный директор, осторожно возьмут вот за это место, приподымут и легонько поддадут вот под это место. Чуть-чуть, — только так, чтобы вы в кратчайший срок вылетели из пределов России. И это будет действительно противный случай!

— Ка-ак? Что! Да чтобы я… Да чтобы мне!..

— Господин главный директор, успокойтесь! Нервы — это дамская привилегия. Выпейте воды.

— Нет, позвольте!..

— Не позволяю, господин главный директор.

Этакого еще не бывало. Бартельс не привык к такому тону и от недоумения опешил.

— Вы плохо проштудировали, господин главный директор, наш концессионный договор.

— Не понимаю, при чем здесь договор?