Сокровища ханской ставки

Для Варвары отец Евлампий ничего не жалел – ни денег, ни нарядов, и даже образование дал самое наилучшее, возможное в их уезде. Человек строгих правил, конечно, скажет, что в таком отношении к дочке есть нечто суетное, ибо сказано в Евангелии от Матфея: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». А наряды и даже образование, как легко догадаться, все же никак нельзя равнять с сокровищами небесными.

С другой стороны, Второе послание к коринфянам гласит: «Не дети должны собирать имение для родителей, но родители для детей». Кроме того, книга Бытия ясно говорит о необходимости дать детям образование: «…ибо Я избрал его для того, чтобы он заповедал сынам своим и дому своему после себя ходить путем Господним, творя правду и суд». В какой степени современное образование способствовало хождению путем Господним, да еще и творя при этом правду и суд, был вопрос дискуссионный, однако отец Евлампий полагал, что от образования никому еще хуже не стало, в том числе и поповским дочерям. А то, что кое-где, в том числе и на высших женских курсах иногда распространялась богопротивная теория Дарвина, то, на взгляд отца Евлампия, для русских женщин она вряд ли могла быть слишком соблазнительной, ибо какая барышня захочет считать предком своим богомерзкую обезьяну с красным задом, которую ученые умники насильно стащили с дерева и заставили эволюционировать? Следственно, и вреда от такой теории особенного быть не может.

Единственное, что немного беспокоило отца Евлампия, так это чрезмерная, на его взгляд, самостоятельность дочки. Не блудных связей он боялся – Варвара была воспитана в строгости, – но того, что та увлечется какими-нибудь социалистическими идеями. И для того, милые мои, имелись некоторые основания. Еще когда Вера была гимназисткой, он как-то раз обнаружил в ее комнате разные сомнительные книги, вроде марксова «Капитала», бакунинской «Государственности и анархии», и даже кадетской «Борьбы за индивидуальность».

Надеясь понять, что представляют собой новые интересы любимой дочери, он сел было за Маркса, но на второй же странице и уснул. А проснувшись, совершенно закаялся штудировать подобные книги, которые, очевидно, никак невозможно читать в здравом уме и твердой памяти.

Однако за дочку он все-таки беспокоился и отправился за советом к своему духовнику, схиигумену Михаилу. Строгий схимник, выслушав жалобы духовного сына, был краток:

– Сжечь бесовскую прелесть!

– Как то есть – сжечь? – опешил отец Евлампий, мысленному взору которого тут же явились костры Савонаролы[17].

– В пещи! – ответствовал монах, сверкая очами. – Ибо лучше соблазну сгореть в пещи, чем гореть твоей дщери вечно в геенне огненной!

С тем и отправился отец Евлампий домой, ломая голову над двумя вопросами. Первый был такой: как же это можно – жечь книги, нешто они католики[18] какие-нибудь или циньшихуаны[19]

богопротивные? Второй же вопрос был куда более животрепещущим: что скажет Варвара, когда узнает, что книжный шкаф ее сожжен вместе со всеми революционными манускриптами, словно, прости Господи, какая-то Александрийская библиотека? Кем же, в таком случае, предстанет он сам в глазах дочери – новым геростратом[20] или другим каким язычником? И что она будет делать тогда: отречется от отца, уйдет из дома или совершит что-нибудь еще более страшное?

Взвесив все эти аргументы, отец Евлампий все же не решился предать дочкины книги огненному уничтожению и предоставил все на волю Вседержителя, полагая, что уж Он-то как-нибудь все упромыслит. Имея в виду дальнейшие события, можем смело сказать, что это со стороны иерея была не просто ошибка, но результат действий извечного врага всякого христианина, а именно дьявола, искушающего людей гордыней. Ибо кем же надо себя возомнить, чтобы думать, что Господь лично будет заниматься твоими делами, да еще такими ничтожными, как чтение книг Карла Маркса и Михаила Бакунина? Или уже, в самом деле, Творцу совсем больше нечем заняться, кроме как выправлять пути гимназистов и курсисток?

Одним словом, ничего он не сжег, дочка и дальше шла революционными путями и довольно скоро все это вызвало удивительные и смущающие ум последствия. О последствиях этих отец Евлампий, пожалуй, и духовнику не решился бы сказать, тем более, что у того один был ответ на все случаи жизнь – сжечь! Но несмотря на универсальность этого рецепта, к данному случаю он совершенно не подходил, хотя бы потому, что исполнить его было невозможно физически. Не приходится удивляться, что, в конце концов, возникла смущающая душу ситуация, свидетелем и одновременно участником которой сделался сам отец Евлампий…