– Не пущу! – возглашал теперь злополучный иерей, стоя на пороге неказистого своего, слегка покосившегося дома. Такие дома часто бывают у сельских попов, потому что прихожане, обремененные высокими соображениями, иной раз забывают, что батюшка – тоже человек, ему нужна помощь и поддержка. Своих средств подновить дом у него часто нет, а паства и не догадывается, что священник не среди ангелов бесплотных пребывает, а на земле, нужно ему есть, пить, и чем-то прикрывать свою наготу.
Впрочем, сейчас отца Евлампия волновали куда более жгучие материи, чем хлеб насущный. Он стоял на пороге собственного дома и изо всех отпущенных ему Господом сил пытался не выпустить наружу, в сгустившиеся сумерки, единственную дщерь свою – Варвару Евлампиевну Котик, которая, несмотря на молодость, чрезвычайно твердый имела характер, и уж если что втемяшилось ей в голову, проще было превратить человека обратно в обезьяну, чем ее разубедить.
– Не пущу, – восклицал отец Евлампий, – вдребезги разобьюсь, а не пущу!
– Отче, уйди с дороги! – сверкала глазами дочка, являя всем видом своим нечеловеческую решимость.
– А иначе что будешь делать? – возглашал священник на всю округу. – На родного отца руку подымешь?
– Руку не подниму, но из окна вылезу, – упрямо отвечала Варвара.
Люди добрые, вы слышали – из окна вылезет, всплеснул руками священник. Пристало ли девице, словно антилопе у язычников африканских, скакать из окон, да еще угрожать этим собственному отцу?
Несмотря на все рацеи отца Евлампия Варвара от своей затеи отступать не собиралась. Почему, собственно, он ограничивает ее свободу? Она взрослый, совершеннолетний человек, обладающий всеми правами, а он хочет запереть ее в доме и никуда не пускать? Может быть, он ее еще и в монахини пострижет?
Аргумент с пострижением звучал сильно, однако справедливости ради скажем, что мысль отдать дочку в монастырь никогда не приходила отцу Евлампию. Сказалось ли тут некоторое недоверие белого духовенства к монашеству, или просто батюшка, как всякий почти православный мирянин надеялся встретить старость свою, окруженный пищащими и вопящими, словно американские индейцы, внуками, точно определить нельзя. Однако совершенно ясно было, что отец Евлампий совершенно не видел Варвару в роли Христовой невесты. О чем он ей и сообщил сейчас безо всяких экивоков.
– В таком случае пропусти! – потребовала дочка.
– Куда? – осведомился батюшка. – На дворе ночь, хоть глаз выколи.
– Не ночь, а вечер, – отвечала Варвара.
– И куда же ты собралась в такую тьму?
Тут Варвара потеряла всякое терпение, которого, признаться, и без того было в ней немного и заявила, что идет на свидание.
– На свидание?! – возвысил голос отец. – На какое еще свидание? С кем свидание? С драконом? Со змеем из бездны?!
Тут надо бы сказать, что батюшка в данном случае вовсе не аллегориями изъяснялся, подразумевая под драконом и змеем не молодого человека и даже не руководителя революционной ячейки; он имел в виду нечто совершенно иное.
– Отец, ну, о чем ты говоришь? – устало сказала Варвара. – Какой еще дракон, какой змей из бездны?
– Отвечай, кого кормишь в озере? – напрямик спросил батюшка. – Какому дьяволу моления возносишь, какому демону камлаешь?
На этот безусловно дикий вопрос Варвара, однако, не рассмеялась, как бы, конечно, следовало и не пригрозила отцу желтым домом, но, воспользовавшись моментом, просто проскользнула мимо него в дверь и оказалась во дворе. В руке у нее покачивалась плетеная корзинка, плотно накрытая темной тканью, под которой явственно что-то шевелилось.
– Остановись! – закричал вслед ей отец Евлампий, потрясая воздетыми к небу руками. – Последний раз говорю тебе, дочь! Почитай отца своего, чтобы продлились дни твои на земле, и повинуйся отцу, чтобы избежать тебе геенны огненной!
– Всенепременно, – отвечала Варвара, легким шагом выбегая за калитку. – Вот вернусь – и немедленно начну и почитать, и повиноваться…
С этими словами они пропала в сумерках, оставив батюшку в тоске и печали возносить молитвы небесному своему покровителю мученику Евлампию, а купно с ним всем ангелам и святым, способным хоть как-то повлиять на эту сложную и двусмысленную ситуацию.
Спустя полчаса Варвара уже входила под сень деревьев, окружавших лесное озеро Листвянка. Ветер к ночи утих и озерная гладь стояла темная, неподвижная, казалось, на воду можно встать и идти по ней совершенно невозбранно, как когда-то, побуждаемый Спасителем, сделал это апостол Петр. Но, похоже, у барышни на сегодняшний вечер были совсем другие планы, в которые хождение по воде аки посуху совершенно не входило.