— Ты с ума сошел! — взвизгнула Таня.
— Тебе, конечно, видней, — неуверенно сказал Иван. — Но директор Российского музея — это фигура. Он с мэром московским за руку здоровается.
— Бабки тоже фигуристые, — обозлился Эдик. — За Иону мы получили пятьдесят кусков. И вырвали у него из зубов, считай, что триста тонн баксов. А то и все полмиллиона. Вот тут какие бабки, если умеючи, при его возможностях. Если он натолкнется на нашу подделку — а рано или поздно так и случится — он быстро сообразит что к чему — и сдаст нас. Подставит. Под деда, а то и под ментов. Надо наезжать, пока не поздно. Если он жулик-одиночка, он половину еще и вернет, скандала испугается. Если под «крышей», то фигу чего вернет, но зато в дальнейшем примемся доить старого хрыча вместе.
— Думаешь, он признается? — с сомнением сказал Иван. — Ему есть на кого свалить. Скажет, что реставратор иконы подменил. Или еще кто.
— А так и есть, — сказала Таня. — Ты нас всех продашь, Эдик, и все провалишь. Не вздумай наезжать, я — против.
— Все равно надо наезжать, — стоял на своем Эдик. — Даже если директор не при делах, он тут же согласится делить бабки Набьем морду реставратору, и будем работать вместе. Надо верить людям.
— Ага. Бомжу ты два раза поверил. И что?
— Да ничего! — Эдик повысил голос. — Он же не обманул, пойми. Это я ошибся.
— А если с директором ошибешься?
— Он не бомж. А если ошибусь тебе же лучше. Дед поймет, что в музеях сидят такие же сволочи, как и его родные.
— Это почему это мы сволочи? — возмутилась Танька.
— Это твой дед так считает. Раз не хочет оставить вам коллекцию. Он что, думает, что незнакомые люди лучше? Если директор музея поднимет скандал вали все на нас с Ванькой. Мы выдержим.
— Конечно, на вас и свалю, — убежденно сказала Таня. — Я и не знаю ничего. Иван иконы воровал. А ты подменял. Я и не знаю ничего.
— Так мы и договаривались, — терпеливо сказал Эдик. — Но директор не поднимет скандала. Иначе, какой он директор.
Спор быстро затух. Возразить что-то стоящее молодожены не смогли, решение было принято, после чего молодожены ушли мять траву. Недавно Иван признался Эдику, что Танька вела себя дома как принцесса в руках злого разбойника. Даже ночью. Видать присутствие деда за стенкой связывало желания не хуже веревки. С детства его боится.
Бомжа повстречали на выходе из сквера, случайно. Складывал пустые бутылки с весьма деловым видом. Танька кинула в него апельсином — и попала. Бомж от неожиданности упал, перепугался: — Вы чего?!
— Леша, вы где пропадаете? — воспитанным голосом спросила Таня. — Мы за вами гоняться должны, да? Вот вино обратно тащим. Нехорошо. — У Таньки в руках действительно был пакет с вином — последний. Бомж ничего не понял, но побледнел и замер.
— Во напугала мужика, — огорчился Иван, когда Леха, попытавшись вскочить на ноги, запнулся за бутылки и снова упал.
— Ребята… я это… отдам… менты проклятые все забрали… — бормотал он, глядя снизу вверх на подошедшую троицу.
— Ты стольник забыл, — сказал Эдик, вытаскивая сто долларов. — Леха, ты невезучий. Тань, отдай вино. Мы тебя ждали.
— Я… это… хотел… — ныл бомж, с видом приговоренного беря зеленую бумажку.
— Держи, Леша. Не опаздывай больше, — Таня бросила ему вино.
— Нам бы твои проблемы, — сказал Иван. — Ты че, совсем дикий?
— Я отдам. — Бомж Леха отползал подальше. — Ребята, я отдам.
— Ты чокнутый, — вздохнул Иван, и троица, полная крымским вином, надеждами на светлое будущее, прошла мимо, словно трехмачтовый фрегат мимо полузатонувшей посудины.
Глава 5
Наезд на музей
Директор Российского музея господин Пузырев Иван Иванович оказался щекастым, полноватым человеком лет тридцати пяти. Выглядел он моложе, из-за румянца, но очки возвращали украденные румянцем года. Эдик доброжелательно глядел ему в синие бесстыжие глаза, стараясь думать только хорошее. Не выходило, уж очень глаза синие… как лед. Эдик перевел взгляд на белобрысые остатки волос на круглой голове директора. Вроде еще прическа. А вроде уже лысина, замаскированная прической.
— Итак, чем могу служить? — сухо спросил белобрысый прохиндей. Письменный стол, за которым он восседал, подавлял размером — красного дерева, массивный. — Мне доложили, что Вы от Анатолия Ивановича Горшкова?
— Ну да. В определенном смысле. — Эдик положил ногу на ногу, уселся в кресле поудобнее. Эдик вспомнил тоненькую беленькую секретаршу в приемной директора. Вид неприступный, несмотря на хрупкие размеры. Наверняка оттого, что директор ее трахает. Или наоборот — чтоб не затрахал. Эдик оглядел кабинет еще раз — впечатляет. Картины, иконы, старинное оружие… не кабинет, а еще один зал музея. Проходимец неплохо устроился.
— Я слушаю, — с нотками нетерпения напомнил о себе директор.
— А, ну да, — спохватился Эдик. — Я отвлекся, извините. Думал, Вы серьезнее.
— В каком смысле?
— Это неважно. Я от Горшкова, да. Только сам Горшков об этом не знает. Мы с ребятами принялись было его доить — в смысле, тырить иконы из его бесценной коллекции и заменять их подделками. И что оказалось…
— Как? — встрепенулся директор, — как Вы сказали?