Сокрытое в листве

– А вот это самый важный вопрос и ответ на него находится в деле, которое ведете… вели вы. Именно Осипенко был первым, именно в его окружении и связях скрывается тот, кто нам нужен.

Неожиданно Владимиров снова стал совершенно безразличен. Он открыл свой отчет и взялся за перьевую ручку.

– Поговорите с товарищем Гендлером, Виктор Павлович. Теперь это его забота.

– Конечно, я расскажу ему об этом, но я, честно говоря, рассчитывал на вашу помощь.

– В чем же?

– Дело в том, что вы ведете это дело с самого начала и в любом случае знаете больше, чем тот, кто пришел вам на смену. Мне нужно…

– Я не могу.

– Понимаю. Мне не нужны все детали и обстоятельства. Просто что-то… какая-то наводка! Какие-то результаты. Какие-то люди. Неужели вы ничего не нашли за эти три недели?

Владимиров посмотрел на Стрельникова тем самым тяжелым взглядом, который Виктор Павлович увидел у него с утра.

– Вы ведь понимаете, что если расскажите товарищу Гендлеру то, что рассказали мне, мы заберем у вас это расследование и сделаем вашу жизнь проще. Почему вы так этого не хотите, Виктор Павлович?

Стрельников даже поежился – этот чекист прочитал его с легкостью. Виктор Павлович перестал улыбаться и ответил на тяжелый взгляд Владимирова.

– Товарищ Владимиров, сколько человек вы задержали за время этого расследования?

– Тридцать шесть.

– Среди них нашлось место домработнице или рабочему – соседу Осипенко?

– Разумеется, нашлось. Виктор Павлович, а вам не страшно задавать мне такие вопросы?

– Страшно, голубчик. Очень страшно. Но куда деваться? Вы бьете по площадям, а здесь нужно точное попадание. Вы не нашли убийцу сразу, значит, скорее всего, вы его не найдете, но кого-то осудить надо, и вы осудите. Возможно, даже не одного человека. Именно поэтому я хочу найти виновного как можно скорее – чтобы вы не успели поломать судьбы слишком многим. Вы сразу показались мне человеком толковым и основательным, тем, кто думает о деле. Каким окажется тот, кто вас заменил, я пока не знаю, поэтому о помощи я прошу вас, а не его.

Как ни странно, Владимиров почти не раздумывал:

– Хорошо, я попытаюсь вам помочь. Вы правы – мы бьем по площадям. Понятно, что домработница и сосед не при чем. Их и взяли-то для проформы. Но вот один человек…

Владимиров залез в стол и извлек оттуда несколько сшитых печатных листков. Он положил листки поверх своего недописанного отчета и произнес:

– Я, пожалуй, выйду подышать минут на десять, Виктор Павлович. Кабинет запирать не буду – вы же последите, чтобы никто из посторонних не заходил?

Стрельников кивнул, не говоря ни слова.

Владимиров тоже кивнул, поднялся на ноги и направился к двери. Уже у самой двери он, спохватившись, бросил:

– Кстати! Вы сказали о том, что Родионов и Овчинников могут быть связаны с Осипенко, а что насчет четвертого?

18

«Часто можно услышать, что так называемое «дыхание эпохи» навсегда уходит. Медленное исчезновение этого дыхания, есть признак приближения конца мира. Но любой год состоит не только из весны и лета. Справедливо это и для каждого отдельного дня. Как бы яростно не стремился человек исполнить мир таким, каким он был век или больше века назад, это недостижимо. А значит, важно брать все, что можешь взять, от детей нынешнего века. Люди, отягощенные любовью к прошлому, часто ошибаются из-за непонимания этого. Однако, люди, помнящие лишь черты своей эпохи и отказывающие прошлому в уважении, лишены твердости принципов…»

Я втянул жаркий воздух и едва не чихнул от тополиного пуха, попавшего в нос. Закрыл записи и поднял взгляд на тополиные снежинки, кружившиеся в подсвеченном сухом воздухе. Это был хороший день для того, чтобы умереть. Возможно, в подобный день это и случится. Я подошел к воротам старого Семеновского кладбища и купил втридорога букетик белых гвоздик. У меня сегодня были дела среди мертвецов. Прости, что не позвал тебя с собой.

Овчинников рассказал мне о троих жителях прошлого. Один из них отчего-то застрелился в широком поле под Пензой летом 18-го года. Я не без труда смог вспомнить его лицо. Двое других здравствовали на тот момент, когда Овчинников с ними пересекался в последний раз, а в обоих случаях случилось это еще в середине прошлого десятилетия. У меня не было особого выбора, поэтому пришлось идти по старому следу.

След Филиппа Ермакова вел на Семеновское кладбище, где тот на момент 1924-го года служил сторожем. Старое Семеновское переживало сейчас не самые лучшие деньки. Хоронили здесь все реже и реже, а церковь пару лет назад упразднили, отдав здание кладбищенской администрации. Я бывал несколько лет назад на этом кладбище и хорошо запомнил дух запустения и покинутости, поселившийся среди старых крестов и тумб. Даже сейчас, в первую половину дня субботы здесь было совсем мало народу.