— Не придёшь, тогда, я приду… А тут ни Беса, ни Любы. И разрешается громко стонать от удовольствия.
Ухожу, оставляя еë растерянной.
Не хочешь котёнка? Значит, опять включаем борзоту.
Глава 21. На минуточку
С крыльца корпуса смотрю, как парни крутят сальто с борта бассейна. Хохочут, слышно даже здесь.
Люба! Балбеска. А если они там пьяные поубиваются об эти борты?
Ты знаешь, Ростовская, что не поубиваются… Просто, тебе хочется к ним, да? Мало ли чего хочется…
А лучше будет, если нетрезвый Тарханов в комнату придёт со своими хотелками? Куда уж мне против его напора? Он только прикоснётся — я кукла гуттаперчевая! А при всех он не станет. Взглядами своими кошачьими постреляет и… обойдемся малой кровью. Да?
Нет, Ростовская, нет. Ты можешь поспать у Бессо. Дверь там прекрасно замыкается.
Духота-то какая… Обмахиваю лицо руками.
Неожиданно из крайнего окна спрыгивает на землю Артём. Заметив меня, застывает.
— Та-а-ак, не поняла… — ставлю руки в бока.
— Алёна Максимовна, я на пять минут, честное слово! Мне надо зарядное девочке занести из первого корпуса. Можно?
Ох, знаю я ваши «зарядные». Лицо мое вспыхивает жаром, хорошо темно.
— Артëм, Нина Михайловна может с проверкой пойти.
Директор смены здесь очень строгая. И меня терпеть не может.
— Да, я за корпусами… Туда и обратно, без палева.
— Ладно, я дверь в корпус закрывать не буду. Не надо по окнам… Опасно.
— Спасибо, Алёночка Максимовна! — исчезает в темноте.
Поднимаю взгляд вверх. На втором этаже в окнах торчат парни.
— Савельев! — строго рычу я. — Брысь с окна.
Исчезают. Никакой управы на них! Коты мартовские.
— А почему Тарханову с парнями можно ночью купаться, а нам нет? — высовываются девчонки сверху.
Ну вот, началось.
— Им тоже нельзя. Быстро спать!
Надо сказать, чтобы сворачивали свои гулянки. Иначе, начнётся хаос.
Прямо босиком иду к бассейну. Я же на минуточку… Он отгорожен от открытого стадиона стеной, обвитой плющом и зоной с гамаками. Подхожу к бортику бассейна. На другой стороне эти беспредельщики развели маленький костерок. Рома строгает ножичком ветки, надевает на них зефирки, и, расплавив, подкармливает лежащих на гамаках Любу и Яшина. Яшин играет что-то знакомое, лирическое:
— «Милая… Ты слишком много на себя взяла… Ты ведь по факту плоть да вода…»
Хорошо поёт. Какие у нас мальчики все талантливые…
А где Тарханов??
— «А ты всë время куда-то спешишь! Постой со мной… Подыши…» — раздаётся у меня над ухом шёпотом.
Вздрагиваю, оказываясь прижата к мокрому телу Марата. Разворачивает меня, втягивая в медленный танец под гитарные переливы. Растерянно позволяю ему это.
— «И воздух… Не лекарство от одиночества…» — скользят его губы по кромке моего уха.
Спасите, пожалуйста! От его тембра мурашки… И предательски тут же начинает требовательно ныть между бёдер. И кто из нас озабоченный?
— Потеряла меня? — усмешка в голосе. — А я с прошлого лета с тобой потанцевать мечтал. И вот…
Поднимает лицо к небу. Машинально делаю то же самое. Звезды такие яркие… Сверчки поют.
— Пойдём… — подталкивает меня к компании.
— Оо! Алёна Максимовна! — впихивает мне в руки чайную кружку Рома.
Нюхаю.
— Розовое вино, — подсказывает он.
Делаю глоток. Следом в моей руке появляется расплавленная зефирка на палочке.
Откусываю, обжигаюсь горячей карамелью.
— Ай…
Марат дует мне на зефирку, зависаем глаза в глаза. Яшин тут же меняет мотив.
— «Мне глаза еë нравятся… А-а… Как от пламя всë плавится… Е-е…».
Командный пикап, не иначе! Вздыхаю. Хорошо справляются. Я ведусь, хоть и виду не подаю.
— Там народ бунтует, — неуверенно оглядываюсь я.
— Кто именно? — незаметно поглаживает мою спину Марат. — Я сейчас схожу, быстро уложу.
— Ну сходи. Там весь второй этаж девочек, — недовольно фыркаю я.
— А этих пусть Лис укладывает, — делает глоток из бутылки. — Его подопечные.
— Хорошо-то как! — качается на гамаке Люба. — Я прямо лагерь вспомнила. Спой еще чего-нибудь, Ванечка…
Марат подливает мне в кружку, чокается со мной бутылкой.
— Вы как завтра кросс по пересечённой побежите, м? — пытаюсь образумить их я.
Переглядываются, смеются.
— Грустно побежим.
— Уныленько, — протягивает мне Рома ещё одну зефирку.
— Но ночи того стоят, чтобы пообламываться утром, — шёпот в ухо.
Чуть приобнимая, сжимает моë плечо. Парни тут же отводят от нас взгляды.
Внутри бьются противоречивые чувства. Да, ночь пьянит и кружит. И хочется ей всë позволить. Но завтра будет утро. А я не так безбашенна и отважна, как они, чтобы «бежать свой кросс». Но так хочется уткнуться носом в шею моего большого котёнка. И просто пообниматься под этими заездами. И губы его…
Яшин опять выдаёт на гитаре что-то очень романтичное.
— Пойдём купаться? — скользят губы Марата по моему виску.
— Там полкорпуса без присмотра, — вяло сопротивляюсь я.
— Да что им будет? Они и под присмотром ровно тоже самое натворят.
— И всë же.
— Да мы окунемся просто, допьем вино и будем сворачиваться.
Черт с ним. Окунуться очень хочется. Допиваю до дна.
— Тушите костёр. Нина Михайловна узнаёт, конец света будет. Она ж Бессо загрызет потом.