Соль этого лета

— Не изображай дурочку, тебе не к лицу. Как, собственно, и эти щенки. Они тебе тоже не к лицу. О Тарханове речь. Ты же сама сказала, что он перспективный. М?

— Да, Боже! — закатываю глаза.

Зачем я оправдываюсь?? А как не оправдываться? Мне хочется стереть Марата из поля зрения Рустам.

— Хотела меня уязвить?

— Да, — сжимаю зубы.

— Ясно. Не надо этого делать. Я достаточно уязвлен, поверь. Каждый усвоил свой урок из этой истории.

Уходит, прикрывая дверь. А я вскипаю до слез. Какой урок я должна была усвоить по его мнению? Какой?? Не имей амбиций, не общайся ни с кем, иначе тебе сломают лицо?!

Скидываю с кровати на пол букет. И реву опять от обиды, истерично вдыхая воздух.

— Алëнка… — заглядывает Люба. — Ты чего??

Отрицательно качаю головой.

— Ничего, Люба, — быстро вытираю слезы. — Ничего… Это я так. Можно, я у тебя посплю сегодня?

— Пойдём, — поднимает мой пакет, мстительно оглядываясь на комнату Бессо. Теперь — Рустама.

Забираю подушку.

Сидя на подоконнике, курим, доедаем Любин шоколад.

— Как тебя вообще на него занесло.

— Как… Я — практикантка, он — сын учредителя. Лицо школы! Наш чемпион. По нему все там фанатели. Рестораны, подарки, внимание. Девчонка была. Что я там понимала? Влюбилась… А Бессо мне тогда говорил, что не надо работу с личным смешивать. Мы с ним работали плотно. Рустаму это не понравилось…

— И?

— Что — и? У человека вспышки неконтролируемой агрессии. Ему не на татами надо, а голову лечить. Если бы я знала сколько раз его тренер заминал «проблемы», я бы… Да что теперь говорить?

— Ну не внезапно же он?

— Не внезапно… Садизм он всегда проявлялся. В мелочах. Но когда любишь, слепнешь. То придушит, то запястье вывернет, то пальцы заломит, когда надо мою волю сломить. А потом целует, жалеет, прощения просит. В какой-то момент я перестала двигаться в заданном направлении, остыла и взбунтовалась. Вопреки его воле поехала сюда. Сопровождать команду на сборах. Ему написала, что мы расстаемся. Бессо меня поддержал. Для Рустама это значило только одно — мы спим за его спиной. И всë… Он неожиданно вернулся из поездки, и в себя я пришла уже в больнице.

— А… вы… никогда? — шёпотом. — Ну… с Бессо.

— Тьфу на тебя! — рассерженно спрыгиваю с подоконника.

— Просто спросила! Бес — классный, — жмурится. — Пусть приезжает, я за ним поухаживаю в изоляторе.

Мечтательно вздыхает. Смеясь, оборачиваюсь покрывалом и возвращаюсь на подоконник.

— Мда… Замучает говнюк теперь наших заек, пока Бессо вернётся. Садюга.

Вздыхаю.

— Хочешь блинчик? — вспоминаю я про контейнер, который не взял Марат.

— Давай!

Ставим между нами, открываем.

Вздрагиваем, оборачиваясь на дверь. За ней шаги.

— Марат… — шепчу я, панически сжимаясь.

Если мы его шаги слышим, то и Рустам — тоже.

Знакомый скрип моей двери.

Переглядываемся испуганно с Любой.

Она слетает с подоконника, открывает дверь.

— Стой! — шипит тихо. — Куда?!

— Чего хотел, Тарханов? — голос Рустама.

Это он к нему рванул, когда меня в комнате не обнаружил?! — доходит до меня.

Руки трясутся от страха.

— А это он ко мне! Дверь перепутал… — за футболку затягивает Марата в комнату Люба.

Закрывает дверь.

В шоке смотрю на неё.

— Да плевала я, что он обо мне подумает! — пожимает плечами.

Встречаемся взглядом с Маратом.

Взорванный… Выбитый из колеи… Глаза растерянные.

— Любовь Сергеевна… — сводит умоляюще брови.

Люба забирает свою подушку.

— Тихо тут мне! — шикает на нас.

Выглянув за дверь, на цыпочках уходит в мою комнату.

Плечи Тарханова расслабляются. Подходит ко мне. Присаживается на подоконник.

— О… Блинчики мои.

Плечи подрагивают.

— Ты — дурак, скажи мне? — дрожит мой голос. — Ты совсем??

Забирает контейнер на колени.

— Мяу, — подмигивает мне, оскаливаясь.

— Дурак…

Обнимаю его за шею, вжимаясь лицом в щеку.

Слава Богу, пронесло!

Упрямо и слепо пялясь перед собой, с удовольствием жуёт блинчики.

Глажу пальцем крестик на его цепочке. Убереги его…

Глава 29. Нечестно

Целуя в висок, Алëна задумчиво рисует коготками по моему затылку. Закатывая от кайфа глаза, разминаю плечи. Нагрузка даёт о себе знать.

— Иди, спать… — взъерошивает волосы мне.

— Нет, я не дойду. Я вообще умираю!

Запираю дверь.

— Болит всë, жесть… Есть с ментолом что-нибудь? Пацаны, наверное, наши запасы уже все извели.

— Сейчас… — смотрит в аптечке у Любы, — в кабинете, есть, конечно… Вот, нашла.

Достаёт тюбик.

— Ложись.

Послушно падаю на живот.

Выдавив на спину ледяного геля, Алёна массирует.

— Оо… Мм… — кайфую я. — Наконец-то!

— Что?

— Ты мне в прошлом году массаж делала. Я приводящую потянул. Чуть не кончил там… — смеюсь в подушку.

Вспоминаю, как охреневал от близости еë рук к самым стратегически важным местам.

— На второй день сборов. Помнишь?

— Нет, — в голосе улыбка. — Не помню.

— Врешь! У меня такой стояк был, ты не могла не заметить.

— Ну, ладно… Вру. Помню.

— Это были единственные прикосновения от тебя, — бормочу я. — Год на них существовал…

Пальцы вжимаются в ноющие мышцы.

— Вау… Ещё… Ай… Мм!

— Тише! Окно открыто.

— Ну что ж всë время тише… — хныкаю недовольно. — Хочу громче.

— Замучили сегодня моего котёночка… — скользят коготки с плеч к пояснице.

— Мхм… — млею.