Соль под кожей. Том второй (СИ)

Из того, что я знаю — Катя действительно была такой. И с Завольским связалась явно не от хорошей жизни, но к теперешней истории это уже не имеет никакого значения. Для старого борова она в любом случае была просто кормом, который он прожевал и выплюнул, и просто взял на замену тот, что и так охотно лез в рот.

— Когда все выяснилось, Регинку притащили ко мне. Она обоссалась от страха, потому что знала — оттуда она выйдет либо в могилу, либо с кольцом на пальце.

«Боже, дай мне силы не выблевать все это прямо сейчас»

— Она валялась у меня в ногах, упрашивала простить, говорила, что любит и хочет родить мне сына! — Завольский снова брызжет слюной. — И я поверил. Дал себя обвести вокруг пальца.

Мне стоит огромных усилий сдержать рвущийся наружу гомерический смех. В эту минуту он похож на пускающего крокодиловы слезы волка, только что сожравшего овцу за то, что она очень негуманно блеяла, пока он вспарывал ей брюхо.

— Кто ж знал, что после всего случившегося, эта тварь захочет меня поиметь!

— Регина всегда была себе на уме, но она казалась разумной.

— Разумной? — переспрашивает старый боров.

— Знающей, что нельзя кусать кормящую руку, — расшифровываю свою очередную порцию лести. Завольский позвал меня сюда с единственной целью — чтобы пока он будет изрыгать из себя злобу и мерзость, рядом был попка-дурак, обилью льющий патоку на его раненное эго. Что ж, я могу. Мне это тоже на руку.

В его глазах появляется такой блеск, что мне неожиданно сильно хочется забить на все и сбежать. Ну или хотя бы попытаться.

— Андрею очень повезло, — говорит Заволський-старший, разглядывая меня сверху вниз, для чего ему приходится перегнуться через стол. Мысли, которые роятся у него в голове, прямой трансляцией пишутся на лбу, но его это вообще никак не беспокоит. — А ведь я сначала считал тебя обычной подстилкой, которая просто хорошо делает свою работу. Но, знаешь, в моем окружении ты единственная, кто до сих пор ни разу меня не разочаровал.

В нашем с Данте плане не было строчки о том, что Завольский-старший может вдруг переключиться на меня в качестве «объекта страсти». Меня от одной мысли об этом мутит.

— Ладно, а теперь к делу, — неожиданно резко меняет тему старый боров, и я с трудом сдерживаю улыбку облегчения. Понятия не имею, что сделала бы, если бы он решил не ограничиваться одними намеками. — Машка все равно уже знает про фонд и распиздела все своим адвокатам. Замять это дело не получится. Но я лучше за жопку себя укушу, чем отдам этой твари хоть копейку своих денег!

Он выпрямляет руку и грозит пустоте фигурой из трех пальцев, приговаривая, что ровно столько она от него получит, еще и с солью, и с хреном.

— Что я должна сделать? — спрашиваю первой.

— Умница, — одобрительно кивает он, но меня снова одолевает чувство рвоты потому что теперь в его глазах что-то бОльшее, чем просто одобрение послушной шестеренки в его финансовой машине. — Нужно перекачать бабло в те «прокладки», которые обеспечивают функционирование схемы.

«Спокойно, Лера, просто спокойно, — уговариваю себя не начать прыгать от радости. — Ты каждый день, шаг за шагом, приближала подходящий момент. Вот он. Осталось совсем немного».

— Без проблем, — беззаботно пожимаю плечами. — Я займусь этим с утра. В зависимости от суммы, на это может понадобиться от двух до четырех недель. Если делать быстрее, можно нарваться на финмониторинг.

— Четыре недели… — бубнит под нос Завольский, достает из внутреннего кармана пиджака ручку, чиркает что-то на салфетке и показывает мне. — Сколько на это уйдет времени?

Я знала, что у него дофига бабла. Предполагала, что эта сумма может быть значительно больше моих приблизительных подсчетов, но в цифре на салфетке столько нулей, что мне нужна пара секунд, чтобы ее «переварить».

— Шесть-восемь недель, — озвучиваю самые адекватные сроки, в которые смогу все это сделать. И прежде чем старый боров озвучил требование сделать быстрее, предупреждаю: — Это те сроки, за которые деньги можно будет раскидать безопасно и максимально «тихо». Чтобы адвокаты Марии Юлиановны ни к чему не смогли прицепиться, когда она узнает, что фонд… банкрот?

Завольский довольно хрюкает и обваливается на спинку кресла.

— Получишь свои пять процентов за хорошо сделанную работу, — бросает с барского плеча.

— Десять, — торгуюсь я.

Он гадко смеется, называя меня сначала умной сукой, а потом — башковитой девкой. Но все-таки соглашается. Мы оба знаем, что за такие махинации, особенно когда на носу висит перспектива потерять вообще все, принято расплачиваться «пятьдесят на пятьдесят», но Завольский считает себя умнее всех, а меня — просто трудолюбивой букашкой, которая схавает, что дадут и не поморщится.

— И я хочу еще кое-что, — говорю, когда Завольский отпускает меня взмахом руки. — Верните, пожалуйста, моего мужа. Теперь, когда мы все выяснили, Андрей может вернуться?

— Зачем он тебе? Пусть погостит в отеческом доме, у отца под присмотром.

— Рядом с Региной? — позволяю себе намека на то, что после всего услышанного считаю ее соседство не безопасным для Андрея.