Читаем Солдат ка Джейн. Авария (СИ) полностью

  - Ничего себе, - я присвистнула от удивления.



  Красавчик, которого вели под конвоем, резко остановился, вскинул вверх правую руку со сжатым кулаком и провозгласил:



  - Слава Империи Жухраев!



  Да славится наш Император Жухрай сто девятый!



  - Я в новостях видела, что у жухраев Императора зовут не Жухрай девятый, - Бонни не к месту удивилась.



  - Жухрайцы называют своего императора разными именами, чтобы скрыть его истинное имя, - военный профессор судорожно пытался извлечь бластер из кобуры.



  Но кобура не открывалась, а бластер лежал в помойке. - Кто узнает настоящее имя Императора, тот получит над Императором власть и власть над Империей.



  - У нас также - кто узнает настоящее имя Императора нашего, тот станет Властелином? - по глупым опасным политическим вопросам я вышла на космодроме на первое место.



  К счастью, все увлечены зрелищем и сделали вид, что не услышали мой провокационный вопрос.



  Жухрайский шпион чудесным образом освободился от опеки конвоиров.



  Он бежал легко, словно попугай капустоед.



  Конвоиры, к моему удивлению, не погнались за убегающим шпионом.



  - Стой, кто идет? - конвоиры дружно заорали. - Но жухрайский шпион не обратил внимания на их грозный призыв.



  Может быть, не понял? - Стой, стрелять буду, - каждый из конвоиров прокричал. - Их вопли подстегнули бег жухрайского шпиона.



  Тогда охранники подняли бластеры и сделали дружный залп в воздух.



  Жухрай за это время успел скрыться среди контейнеров на поле Космодрома.



  - Почему охранники стреляли в воздух, а не в шпиона? - у меня вырвалось изумлённое.



  - Конвоиры тревожатся, поэтому приняли все меры предосторожности, - губа профессора военного майора Дэвидсона дрожала. - Они постарались взять себя в руки.



  - Берут в руки по-другому, - я и Бонни переглянулись.



  - На вашей Натуре взять себя в руки имеет другой смысл, чем в иных конфедерациях, - майор кашлянул в кулак. - У вас же все на виду, потому что вы голые. - Но здесь вам не там, а там вам не здесь.



  Если бы конвоиры сразу выстрелили в жухрайского шпиона, то они бы нарушили Устав имперской Космической караульной службы и Устав имперской Космической конвойной службы.



  Согласно Уставу имперской Космической караульной службы и Уставу имперской Космической конвойной службы, - забубнил ученый бубнилка, - в подозрительной ситуации часовой должен остановить подозрительное лицо предупредительным окриком "Стой. Кто идет?".



  Если же подозрительное лицо не остановится и пролдолжит шествие, то часовой предупреждает - "Стой. Стрелять буду".



  И, если подозрительный продолжает упорствовать и не останавливается, то часовой делает предупредительный выстрел в воздух.



  Если же и предупредительный выстрел не облагоразумит нарушителя, то часовой делает последнее предупреждение словами "Стой. Стреляю" и имеет право стрелять на поражение - тогда, и только тогда, а не до предупреждений.



  - Обалдеть, - Бонни захлопала в ладоши.



  Она аплодирует смекалке жухрая, который наизусть знал уставы караульной и конвойной служб, или восторгается знаниям конвоиров?



  - Но за это время, пока конвойные кричали, шпион убежал, - я, наверно, выдала не то, что нужно, потому что военный майор профессор Дэвидсон и пилот Лавуазье подошли ко мне с двух сторон.



  Пилот приложил ладонь к моему лбу, проверял - не началась ли у меня горячка, и не в бреду ли я?



  Профессор Дэвидсон опустил мне руку на левую грудь, считал удары сердца.



  - В армии важно не то, что сделал, а как подошел к делу, - профессор военный тяжело вздохнул. - Либо грудь ему моя над сердцем не пришлась по душе, либо очень пришлась. - Если бы конвойные нарушили два Устава, то их бы судили за измену.



  В армии на первом месте - дисциплина, а кто не соблюдает дисциплину - тот враг Империи.



  Побег шпиона - пустяки, по сравнению с наказанием за несоблюдение Устава.



  - Представь, девочка, - пилот покачал головой, словно она у него на пружинке, - что если бы вместо шпиона жухрая конвойные вели бы пьяного имперского офицера. Нашего?



  Офицер сорвался и побежал бы в ближайшие кустики справить нужду.



  Конвойные хладнокровно застрелят бы его, без "Стой. Кто идет?", без "Стой. Стрелять буду", без "Стой. Стреляю".



  Мне даже страшно подумать об этой фантазии. - Пилот Лавуазье нашел, наконец, ключ от входной двери во фрегат.



  Дверь со скрипом несмазанных петель отошла в сторону. - Улетаем, девочки.



  Места здесь тихие, ловить здесь нечего.



  Сейчас на космодроме начнется кошмар.



  Я не хочу попасть под раздачу и под допрос людей в черном: где был? что делал? почему не отреагировал соответственно на побег жухрая?



  Мне это надо?



  Я и так сегодня две ходки сделал в Южные Галактики. - Пилот дождался, пока я и Бонни вбежим во фрегат, и подтянул приставную лесенку.



  - Ого! Во всем фрегате только мы одни! - Я восторженно осматривала огромное пространство. - Как мило! Пальмы в кадушках и обезьянки в клетках.



  - Девочки, давайте, вы ничего не видели: ни пальм, ни обезьянок, а я сделаю вид, что все хорошо, - Лавуазье не обрадовался моему восторгу.



  Он вел нас за собой по узкому извилистому проходу между пальм, клеток и нагромождения ящиков.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести
Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести

В. Московкин — писатель преимущественно городской темы: пишет ли о ребятишках («Человек хотел добра», «Боевое поручение»), или о молодых людях, вступающих в жизнь («Как жизнь, Семен?», «Медовый месяц»); та же тема, из жизни города, в историческом романе «Потомок седьмой тысячи» (о ткачах Ярославской Большой мануфактуры), в повести «Тугова гора» (героическая и трагическая битва ярославцев с карательным татаро-монгольским отрядом). В эту книгу включены три повести: «Ремесленники», «Дорога в длинный день», «Не говори, что любишь». Первая рассказывает об учащихся ремесленного училища в годы войны, их наставнике — старом питерском рабочем, с помощью которого они хотят как можно скорее уйти на завод, чтобы вместе со взрослыми работать для фронта. В повести много светлых и грустных страниц, не обходится и без смешного. Две другие повести — о наших днях, о совестливости, об ответственности людей перед обществом, на какой бы служебной лесенке они ни находились. Мягкий юмор, ирония присущи письму автора.

Виктор Флегонтович Московкин

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Повесть