Читаем Солдат ка Джейн. Учебка (СИ) полностью

  - Четыре трупа в линкоре и один тяжело раненый без ног. - Я продолжила перечислять за Бонни. - Общение с загадочным лейтенантом Шоу, капрал Брамс, нездоровый интерес новобранцев к нам, поход на склад, новые красные полусапожки на длиннющих в семь дюймов каблуках шпильках, косметика.



  - Я удивляюсь, что мы еще не сошли с ума, - Бонни показала пальцем на орущего солдата. - Он, что, на время рехнулся... Или навсегда. - Бонни вжала голову в плечи.



  Солдат с безумным лицом бегал кругом около очередной воронки и кричал:



  - Гримальди, Гримальди.



  - Гримальди - имя, ругательство или крик восторга? - я задала вопрос Бонни, словно она знает ответ.



  - В Империи множество конфедераций и периферий, и слов еще больше, чем Звезд, - Бонни, как и я поддерживала идею, что нужен общий язык для всей Империи, а традиционные национальные языки пусть отправляются коту под хвост.



  Каждая конфедерация, каждая провинция хранит свои языки, поэтому в школах детишки ломают головы над общим Имперским интером, и над своими сложными мертвыми языками. - Гримальди, так Гримальди. - Бонни заговорщицки посмотрела на меня.



  Я поняла подружку без слов, мы же с детства вместе.



  За поднятой на дыбы бетонной плитой я присела на корточки:



  - Бонни, здесь нас никто не увидит.



  - На всякий случай сделаем вид, что мы писаем, - Бонни опустилась рядом.



  - Бонни, раздвинь колени, а я раздвину свои, и обнимемся, - я перестраховывалась.



  Мы прижались друг к дружке.



  Между нами осталось достаточное пространство, но оно прикрыто от посторонних глаз.



  Даже, если за нами подглядывают визоры, или солдаты, то подумают, что две голые новобранки просто писают и целуются с обнимашками.



  Ничего особенного.



  А между нами появилось особенное, скрытое от посторонних.



  На ладони Бонни уже красовался ее понтовский кинжал.



  Я выхватила свой и любовалась.



  - Джейн, ты точно уверена, что они настоящие? - Бонни начала дрожать.



  - Разве ты не чувствуешь понтовский кинжал? - я тоже крупно задрожала.



  - Как же я могу чувствовать, если ни разу не видела понтовских ножей, и для всех они считаются легендой.



  - Как кладовщик старший солдат Кузнецов их пропустил? - я на мизинчике проверила баланс кинжала.



  - Кинжалы легенда, они, якобы пережили большой Взрыв Вселенной, - Бонни возбуждённо шептала. - Они вечные.



  Даже деревянная рукоятка не поцарапана.



  Неужели, это дерево пережило Вселенную?



  - Как видишь, Бонни, - у меня от счастья закружилась голова. - Кинжалы дороже, чем Империя.



  - Но мы же не продадим их, правда, Джейн? - на глаза Бонни выступили слезы.



  - Кто же в здравом уме продаст легенду, даже за все сокровища Империи, - я успокоила подружку и себя.



  - Ни одного лишнего нано миллиметра, никаких излишеств и других неудобств, - Бонни поцеловала свой кинжал. - Их нужно затачивать?



  - Думаю, что нож, который не расплавился в Большом Взрыве, мы не сможем заточить, даже при огромном нашем желании.



  И не найдется заточки, которая возьмет эту сталь.



  - Солдат Заточка служил на Эвкалипте, - Бонни почесала носик. - Теперь он мертвый.



  - Слишком много трупов мы видели, Бонни, за короткое время, - я не отрывала взгляд от кинжала. - Бонни, невероятно, но кинжал держит баланс по всей длине лезвия. - Я перемещала ножик по мизинчику.



  - В каждом месте у кинжала центр тяжести, - Бонни не особо удивилась. - Это же легендарный понтовский кинжал.



  - Говоришь так, будто еще час назад верила в их существование, - я пристально посмотрела в глаза подружки. - Попробуем?



  - Страшно, Джейн, - Бонни облизнула внезапно пересохшие губки.



  Затем облизнула мои губы.



  - Первый раз всегда страшно, - я пыталась показаться мудрой.



  Осторожно, будто несу в руках Галактику, я надавила кинжалом на прочнейшую бетонную плиту.



  Чуда не произошло - понтовский легендарный кинжал не вошел в железобетон, как в расплавленное масло.



  - Я в шоке, - Бонни прошептала.



  Большого чуда не произошло, но свершилось маленькое чудо.



  Кинжал от моего легкого нажима по рукоятку погрузился в бетон.



  Я решила продолжить испытание до конца.



  Резала бетон, но не как масло, а как хлеб.



  Чувствовала в ладони сопротивление железобетона, но не очень.



  - Плазменный тахионный резак на подобное не способен, - Бонни выдохнула с восторгом и тоже вонзила свой нож в железобетон. - Джейн, он еще железную арматуру в бетоне разрезает.



  - А ты что думала, - я извлекла из опытного бетонного образца свой дорогой ножик и спрятала на себе.



  - У меня ощущение, будто я всегда ходила с этим кинжалом, - Бонни тоже убрала свой кинжал.



  Она рассматривала ровно нарезанный, как хлеб, бетон с железными вставками арматуры.



  - Мне тоже кажется, что кинжал был у меня с рождения, - я поцеловала подружку в губы.



  - Джейн, я разогрелась, как печка, от кинжала, - Бонни ответила на поцелуй.



  - Я полыхаю от кинжала и других подарков, которые мы получили от кладовщика за взятку в три луидора, - я провела рукой по попке подружки.



  - Нам нужно немедленно снять напряжение и расслабиться, - Бонни накрыла мои губы своими.



  Сняли мы напряжение очень быстро - пяти минут не прошло.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести
Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести

В. Московкин — писатель преимущественно городской темы: пишет ли о ребятишках («Человек хотел добра», «Боевое поручение»), или о молодых людях, вступающих в жизнь («Как жизнь, Семен?», «Медовый месяц»); та же тема, из жизни города, в историческом романе «Потомок седьмой тысячи» (о ткачах Ярославской Большой мануфактуры), в повести «Тугова гора» (героическая и трагическая битва ярославцев с карательным татаро-монгольским отрядом). В эту книгу включены три повести: «Ремесленники», «Дорога в длинный день», «Не говори, что любишь». Первая рассказывает об учащихся ремесленного училища в годы войны, их наставнике — старом питерском рабочем, с помощью которого они хотят как можно скорее уйти на завод, чтобы вместе со взрослыми работать для фронта. В повести много светлых и грустных страниц, не обходится и без смешного. Две другие повести — о наших днях, о совестливости, об ответственности людей перед обществом, на какой бы служебной лесенке они ни находились. Мягкий юмор, ирония присущи письму автора.

Виктор Флегонтович Московкин

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Повесть