Конев: «Жестокая борьба, в которой один штурм сменялся другим, потребовала от нас создания специальной боевой организации — штурмовых отрядов. В каждый такой отряд во время боёв за Берлин входило от взвода до роты пехоты, три–четыре танка, две–три самоходки, две–три установки тяжёлой реактивной артиллерии, группа сапёров с мощными подрывными средствами (а они, надо сказать, играли во время боёв в Берлине особенно большую роль) и несколько орудий артиллерии сопровождения для работы прямой наводкой — 85- и 122‑миллиметровые пушки, а также 152- и 203 миллиметровые пушки–гаубицы.
Чем дальше, тем всё крепче и органичнее соединяли мы танкистов с пехотой. Танк в условиях городских боёв поставлен в трудное положение. У него ограниченная видимость, особенно на узких улицах, в густонаселенных кварталах. А пехота видит шире, и во многих случаях она выручала танкистов. При всём мужестве, танкисты сами по себе не в состоянии были добиться решительного успеха в уличных боях».
25 апреля в Берлине шли уличные бои. Они отличались особой жестокостью и особым упорством. Очень часто схватки перерастали в рукопашные. 8‑я гвардейская армия Чуйкова прорвалась в юго–восточную часть центра города. 3‑я гвардейская Рыбалко штурмовала кварталы Мариендорфа. Усиленные десантом стрелковых дивизий Лучинского, танковые бригады Рыбалко продвигались навстречу 2‑й танковой армии генерала Богданова 1‑го Белорусского фронта.
В этот и последующие дни встречи войск соседних фронтов происходили часто. Армии, корпуса, дивизии, полки и батальоны фронтов шли бок о бок, иногда перемешивались. Чаще они помогали друг другу, но иногда и лупили по своим.
К сожалению, командующие фронтами и их штабы вовремя не смогли предусмотреть такой вариант действий. Верховный, понимая, что «соревнование» маршалов и их войск может привести к тяжёлым последствиям в финальной битве, принял решение, наконец, определить разграничительную линию:
«Директива Ставки ВГК № 11077 командующим войсками 1‑го Белорусского и 1‑го Украинского фронтов об изменении разграничительной линии 28 апреля 1945 г. 21.20
Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: 1. С 24.00 28.04.1945 г. установить следующую разграничительную линию в Берлине между 1‑м Белорусским и 1‑м Украинским фронтами: до Мариендорфа — прежняя, затем ст. Темпельхоф, Виктор — Луизе плац, ст. Савиньи, далее по железной дороге на ст. Шарлоттенбург, ст. Весткройц, ст. Рулебен (все пункты для 1‑го Украинского фронта включительно). 2. Об отданных распоряжениях донести.
Ставка Верховного Главнокомандования
И. Сталин
А. Антонов».
Как жаль было танкистам Рыбалко поворачивать от Тиргартена и сдавать свои позиции частям 1‑го Белорусского фронта, когда до Рейхстага оставалось всего ничего — несколько сот метров.
Конев: «Каждый, кто воевал, поймёт, как психологически трудно было Павлу Семёновичу выводить своих танкистов за установленную линию.
И в самом деле: они первыми вошли в прорыв, первыми повернули к Берлину, захватили Цоссен, форсировали Тельтов–канал, с окраин Берлина после жесточайших и кровопролитных боёв прорвались к его центру и вдруг в разгаре последней битвы получили приказ сдать свой участок соседу. Легко ли пережить это?
Конечно, приказ есть приказ, и его, разумеется, необходимо безоговорочно выполнить. Он и был выполнен, но далось это нелегко».
Спустя многие годы после битвы за Берлин маршал признается: «Войска
1‑го Белорусского фронта к этому моменту уже не нуждались ни в чьём содействии для выполнения поставленных задач». Солдат в нём уже уступал позиции дипломату. Понял: не судьба. И смирился. Побед и орденов ему хватало. Но в его признании — о, как он ценил подтекст! — сквозит: но был момент, когда Жуков очень даже нуждался в содействии соседа слева в выполнении поставленных задач. Детальные исследования Берлинской операции подтверждают: 1‑й Белорусский фронт действительно неудачно начал операцию и замешкался на исходных, имел большие потери в живой силе и технике, кратковременная — всего 30 минут — артподготовка обернулась сверхусилиями и сверхпотерями для пехоты и танковых частей. И помощь 1‑го Украинского фронта во многом решила исход всего сражения за Берлин.
Когда войска 1‑го Белорусского фронта прорвались через Зееловские высоты, миновали линию внешних обводов и начали успешно углубляться в городские кварталы, нужды в помощи не стало. Тут Жуков начал нервничать, забрасывать Ставку телексами с требованием отвести войска соседа слева и не мешать ему брать Берлин. Что ж, всё верно, на его месте точно так же поступил бы любой другой маршал. Правда, прибегая к сослагательному наклонению, надо иметь в виду, что на его месте мог быть только тот, кого хотел видеть Маршалом Победы Верховный.
Война превращается в политику очень скоро. А для солдата — незаметно. Он ещё воюет, рискует жизнью, идёт в атаку на последний рубеж, а в спину ему глядят уже другие глаза — того, кто будет отдавать ему приказ…