Солдаты

особенно же Пинчуку, не любившему ничего тесного.

-- Обычай у них такой, фасон,-- сказал новенький разведчик Никита

Пилюгин.

-- Какой там фасон! Бедность заставляет такие брюки носить. Я колысь

тоже такие таскал, потому как других не было,-- высказался Петр Тарасович и,

утвердившись в своей мысли, добавил: -- Посмотри, яки мослы из-под штанов

выпирают! Жалко глядеть...

Пинчук осматривал все вокруг жадно и придирчиво. Ему не терпелось

поговорить с встречными румынами. Он пробовал это делать, но неизменно

получал в ответ одно и то же:

-- Ну штиу русеште*.

* Не понимаю по-русски (рум.).

Петр Тарасович понимал значение этих слов, но только ими да еще

двумя-тремя фразами и ограничивались его познания румынского языка. Он

пожалел, что рядом с ним нет Бокулея: вот с его помощью можно было бы

поговорить с местным населением и выяснить, что к чему. Пинчук всматривался

в колонну, не видать ли где капитана Гурова с Бокулеем.

По обеим сторонам дороги навстречу колонне шли румынские

женщины-крестьянки в широких, сборчатых юбках. Многие несли на головах

большие плетеные корзины с семенной картошкой. Корзины эти ловко держались

на их макушках, вызывая искреннее удивление у советских солдат.

У крайних домов разведчикам встретилась вышедшая из церкви процессия.

Впереди шагал поп и пел. Пела и толпа, следовавшая за попом. Солдаты

свернули влево, уступая дорогу. Ванин внимательно и удивленно глядел на

процессию. Чем-то непонятным повеяло от нее на советского солдата, и Сенька

особенно остро почувствовал, что он находится на чужой земле и что его

окружает сейчас совершенно иной, словно вернувшийся из далекого прошлого

мир. Растерянно мигая светлыми ресницами, разведчик с недоумением слушал

грустное пение.

Город был пустынен. Изредка промелькнут две-три человеческие фигуры и

скроются за высокими воротами. На маленькой замусоренной городской площади

красовался балаган. Возле него никого не было. Только тощая пестрая собака

обнюхивала что-то.

Колонна миновала город, прошла еще километра два и вступила в большое

румынское село. Жители села вели себя сперва сдержанно. На улице появлялись

лишь ребятишки. Они смотрели своими большими черными глазами на советских

солдат молча, настороженно, с неудержимым любопытством, но боялись. Солдатам

было от этого неловко, и они все время пытались расположить детей к себе.

-- Иди, иди же сюда! Ты, грязноносый! Брось мамалыгу-то, иди, я тебе

чего дам! -- манил Ванин к себе чумазого мальчонку, зажавшего в смуглом

кулаке кусок остывшей мамалыги. Малец не решился подойти сам, но и нe

убежал, когда Сeнька приблизился к нему. Разведчик поднял eго на руки и

понес.-- Что ж ты дрожишь так?.. Я не трону тебя... Понимаешь?..

-- Ну штиу...-- мальчишка трепетал в руках у разведчика, как пойманный

зверек.

-- Ничего. Поймут скоро и не будут говорить "нушти", -- задумчиво

сказал Шахаев, глядя на худого ребенка.

-- На вот, поешь,-- поощрял Ванин, всовывая в руку мальчика ломоть

хлеба и неведомо где добытую им плитку шоколада.-- А мамалыгу брось. Скучная

это еда...

Видя вокруг добрые, сочувственные лица, хлопец взял хлеб и шоколад.

Сенька опустил его на землю, и он с пронзительно счастливым визгом помчался

назад, где, сбившись в плотную кучку, ждали его приятели, такие же грязные

оборвыши.

-- Бедный народ румыны,-- выдохнул Пинчук.

-- Что-то и зла на них нет,-- вдруг признался Сeнька.-- Вот воюют

против нас, а зла нет...

Он посмотрел на товарищей, не осуждают ли они его слова. Понял, что

нет, не осуждают.

Взрослое население появлялось на улице редко, так что солдатам не

удавалось поговорить с румынами. Солдаты осматривали издали дома, постройки,

делали критические замечания и заключения. Петр Тарасович успел приметить,

что у большинства домов над крышами не видно труб, которые по обыкновению

маячат над хатами. Это обстоятельство неожиданно вызвало горячий спор.

Молодой разведчик Никита Пилюгин, еще дома от своего отца наслушавшийся

о загранице невесть каких чудес, склонен был утверждать, что трубы эти

румынским крестьянам вовсе не нужны.

-- Это почему же? -- спросил Сенька, сердито глянув на Никиту.

-- А зачем они им, трубы эти? У румын, должно, во дворе отдельные кухни

стоят. Там они пекут и варят...

-- А твоя дурная голова варит що чи ни? -- полюбопытствовал Пинчук.--

Зимой що ж они, в холодной хате живут?.. Не знаешь, так помалкивай,--

наставительно закончил Петр Тарасович.

-- Надо выяснить, почему труб нету. Интересно же! -- сказал Сенька. Он

хоть в душе и соглашался со словами Пинчука, но со своими выводами не

спешил. Старый разведчик, Семен любил оперировать фактами. С разрешения

Забарова он пробежал по нескольким дворам и нигде кухонь не обнаружил.

Вернувшись, коротко объявил Никите:

-- У тебя в голове, Пилюгин, максимум пять извилин. Это я тебе точно

говорю. Нe обижайся!

Шахаев шагал впереди, рядом с Забаровым, прислушиваясь к солдатскому