Солдаты

аппетитно жевал гусиное мясо и уверял наборщиков, что проглотил не меньше

десятка этого... как его...

-- Петиту?

-- Во-во!

-- Так мы и тебя, как гуся, выпотрошим.

-- Ну, ну, попробуйте!

И без того радостное настроение Ванина поднялось теперь еще выше. Он

уже собирался было навестить свою любушку, но прибежал Никита Пилюгин и

позвал Ванина в роту. Сокрушенно охнув и зло посмотрев на Пилюгина, Сенька

быстро распрощался с товарищами из редакции.

-- Пойдешь с капитаном Гуровым и Бокулеем делать для румынских солдат

передачу, -- сказал Шахаев, несказанно обрадовав этим Ванина.

В окопе, который находился ближе всех к румынским траншеям, установили

ОЗУ. Бокулей взял рупор, приготовился было говорить по написанному, но

вражеский пропагандист опередил его. На ломаном русском языке от

неприятельского переднего края кричали:

-- Русский солдаты! Мама Елен приказала вышвырнуть вас за Прут.

Это было уже слишком. Сенька вырвал у Бокулея рупор и что есть моченьки

заорал:

-- Эй ты, гнида продажная!.. Щенок блошиный! Скажи своей Елене, чтобы

того... приготовилась... Скоро в Бухарест... придем!..

Стенки окопа посыпались от азартного солдатского хохота. Поощренный

смехом бойцов, Сенька набрал в легкие воздух, чтобы выкрикнуть еще

что-нибудь похлеще, но Гуров отобрал у него рупор.

-- Этак ты мне наагитируешь...

Довольный произведенным эффектом, Сенька распрощался с капитаном и

Бокулеем и отправился к своим товарищам.

Разведчики уже спали. Только Забаров сидел с коптилкой и писал письмо

Зинаиде Петровне.

"Неужели она меня любит? -- думал Федор. -- И почему бы ей не написать

прямо: люблю!"

Он хмурился. А из темного окна на него глядели ее лукавые, смеющиеся

глаза. Они, эти глаза, говорили: "Ты не думай, что я уж очень о тебе

убиваюсь. Я просто так..."

Федор злился, моргал и писал что-то несуразное и путаное. Потом

разорвал написанное в мельчайшие кусочки и выбросил на улицу. За окном с

минуту вихрилась бумажная метель.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

I

Земля все меньше парила по утрам, высыхала, морщилась, лик ее мрачнел.

Морщились и мрачнели худые лица румынских крестьян, трескались искусанные

губы, в глазах стояли неизбывная тоска, отчаяние: кормилица-земля высыхала,

а в нее не было брошено еще ни единого зернышка. Лошадей и волов угнали

отступавшие немецкие и румынские части. Пахать было не на чем. Только

Патрану да еще несколько человек с утра до поздней ночи пропадали в поле, не

давая отдыха батракам.

Сбившись кучками, обтирая потные лбы бараньими шапками, крестьяне

толковали меж собой:

-- Пропадем все.

-- Помрем с голоду.

-- Лавку купец закрыл. Соли негде достать... От цинги помрем...

-- Земля травой зарастает...

-- Нам помогут! -- прозвучал вдруг голос Мукершану.

-- Кто поможет? Кому мы нужны...

-- Русские.

Все с недоверчивостью и вместе с тем с тайной надеждой посмотрели на

Мукершану.

-- А то у них других забот нет...

-- До нас им...

-- Вот вы не верите, а я говорил сегодня с их генералом. Обещал помочь

вспахать землю на своих лошадях.

-- Мы уже тебе однажды поверили, Мукершану. В тридцать третьем. Пошли

за тобой. Ну, и поплатились. Сколько нашей крови пролилось! Теперь вот опять

обещаешь...

Мукершану вспыхнул, но сдержался.

-- Чьи ты слова говоришь, Кристанеску? Вижу -- не свои, -- глухо

проговорил он. -- Патрану, должно быть...

-- Чужой головой не живу, своя на плечах. Только ты лучше бы уехал

отсюда.

-- Никуда я отсюда не уеду. Меня прислала сюда моя партия, которая

желает всем только хорошего. Когда-нибудь ты это поймешь. Думаю, что скоро

поймешь... А насчет русских -- все правда. Обещали помочь...

Крестьяне заволновались. Новость эта так поразила их и была, казалось,

столь неправдоподобна, что в нее трудно было поверить даже самым доверчивым

людям.

-- Да, да, помогут! -- тверже сказал Мукершану, зорко всматриваясь в

угрюмые лица крестьян. Он думал: "Насколько легче было проводить работу там,

на заводах Решицы, среди металлистов". Невольно вспомнил слова товарища из

ЦК, провожавшего Мукершану в села: "Будь осторожен, Николае. Действуй

осмотрительно. С крестьянами трудно будет. Заморочили им голову король и

партия Маниу".

О своем решении помочь крестьянам вспахать землю и посеять Сизов и

Демин сообщили в штаб армии. Там одобрили и в свою очередь сообщили в штаб

фронта. Через несколько дней пришел приказ командующего фронтом,

предписывавший войскам, находившимся во втором эшелоне, в свободное от

занятий время приступить к немедленной помощи бедным румынским крестьянам.

Этот акт удивил советских солдат, даже такого последовательного гуманиста,

как Аким.

-- Собственно... что это значит? Ничего понять не могу, -- говорил он

Шахаеву. -- Три года румыны грабили нашу землю, вместе с немцами уничтожали

наши села, людей. Вспомните одну только Одессу... А теперь -- извольте

радоваться! -- мы должны еще пахать им землю... Ни черта не понимаю!..

-- Мне странно слышать это от тебя, Аким! Ты подумай хорошенько, --