Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты

Помнил еще, как они с матерью едут в кузове «студебекера», а мимо идет колонна пленных немцев – серо-зеленая форма. Он испугался, стал кричать: немцы! немцы! И помнил овчарку саперов – гигантскую псину выше его ростом.

Утро 31 декабря выдалось хмурое. Они пришли на автовокзал, где поджидали автобус трое подростков с пивом и несколько старух на баулах и корзинах.

Одна из них знала Страковичи: «Так то ж через лес на Печищи».

Леса вокруг казались полными волшебного мрака: страшно было понимать, что эта глухомань тянется на сотни километров. Такие леса Максим видел впервые в жизни и именно так представлял дебри, через которые пришлось перебираться купцу из «Аленького цветочка». Когда они останавливались оправиться, он делал тридцать-сорок шагов в глубь чащобы, вокруг него воцарялся настоящий сказочный лес, который здесь рос десятки тысяч лет и стоял в этом неизменном виде, когда еще не было человека.

А лес Максим понимал: в детстве любил один далеко ходить по грибы и любил это сладкое ощущение жути на краю бездонного оврага, чьи склоны казались неприступными из-за вывороченных вместе с пластами земли корней замшелых сосен. Случалось, жуть эта гнала его прочь, и, когда он останавливался без сил, еще долго не мог прийти в себя; беспричинный страх был похож на бессловесное откровение.

В Страковичах мемориала не оказалось. В сельсовете им сообщили, что когда-то было произведено перезахоронение в общую братскую могилу. И сейчас там – в трех километрах отсюда, в Печищах, – установлен мемориал, посвященный красноармейцам, погибшим в местных боях в годы Великой Отечественной войны.

Печищи открылись посреди леса двумя огромными полями и колхозными строениями вокруг густой россыпи домов. Первое, что они увидели, – конезавод. Жеребцы – серый и гнедой – выезжались за оградой конюхами; лошади гарцевали, пар валил из их ноздрей; хлопал кнут.

В начале главной улицы, шедшей через всё село, высилась гранитная глыба с барельефом – памятник Герою Советского Союза Петру Афанасьевичу Мирошниченко, лейтенанту, командиру взвода пешей разведки, повторившему в двадцать два своих года подвиг Александра Матросова.

На площади перед колхозным правлением был разбит сквер, посреди которого стояла четырехметровая статуя женщины с ребенком на руках. По периметру сквера были уложены мраморные плиты. Среди имен, высеченных на них, деда они не нашли. Восемьсот семьдесят пять имен, отчеств и фамилий они прочитали вслух два раза. Иногда приходилось приподнимать с плит венки с искусственными цветами. Отогревались в машине.

В сельсовете встретил их председатель Андрей Андреевич Скороход: полный, в пиджаке, с радушным лицом и голубыми глазами, он достал бумаги, пришедшие в прошлом году из военкомата Светлогорска. Он нашел имя деда в списке, который должен был пополнить здешний мемориал, и радостно ткнул в него пальцем.

Отец и сын по очереди вчитались в приказ, всмотрелись в список, всё верно: есть Покровский.

– Значит, кости деда здесь… – пробормотал Максим и почувствовал, как мозг, который теперь не вполне повиновался его намерениям, вновь стал размышлять о задаче воскрешения предков; теперь он, мозг, был занят настройкой недавно разработанной модели, с помощью которой можно было локализовать в фазовом пространстве рождений до восьми поколений прародителей.

Отец волновался. Он вытер платком взмокшие ладони.

– Вы понимаете, в 1975 году было сделано перезахоронение из Страковичей, где во время боев были погребены двадцать шесть солдат. А вот имена не внесли. Почему? Кто не внес? Забыли? Ничего не понятно. Но ко Дню Победы мы три дополнительные плиты заказали. Установим и торжественно откроем. Приезжайте. Будем очень рады.

– Спасибо. Мы еще не знаем. Мы вообще-то издалека, – сказал отец.

– Москва теперь хоть и другое государство, однако на границе задержек не бывает.

– А что, пап, приедем?

– Посмотрим. Давай еще раз сходим к мемориалу – и пора. Смеркается уже.

– Куда уж вы? Оставайтесь у нас, здесь. Я вам в красном уголке постели сооружу. Да и посидим, помянем павших.

– Неудобно, что вы, – отец пожал плечами.

– Пап, может, останемся? Когда еще здесь будем.

Председатель снял телефонную трубку.

– Мария, здравствуй. Милая, гости у нас сегодня. Постели надобно устроить. И выпить-закусить – сама понимаешь. Давай, милая, ждем. Давай, с Богом… – председатель немного раскраснелся: ясно было, что он очень рад гостям.

Помолчали. Все трое – Максим первый – посмотрели в окно, за которым в свете уже зажегшегося фонаря летел и искрился снег.

– Интересно, а где дзоты располагались?

– Какие дзоты? – спросил Андрей Андреевич. Максим пересказал описание боя. Отец стоял у окна.

– А так-то, наверное, на том поле, за которым лес Страковический.

Председатель подошел к окну и указал пальцем на сгущающуюся от сумерек и снегопада тьму поля и леса́ за ним.

Максим спустился вниз, расплатился с таксистом и договорился, что завтра он за ними вернется. По тройному, новогоднему тарифу.