— Брата ра…ранило, — вымолвил Амон, запнувшись, и одна за другой закапали на письмо слезинки.
Тетушка Муслима тоже не сдержалась, всхлипнула, схватившись рукой за сердце.
— Живой? — с надеждой спросила она осевшим голосом.
Амон кивнул головой.
Охваченные печалью, мать и сын прижались друг к другу, по щекам их катились слезы.
В это время на солнце наплыла огромная темная туча, и все вокруг померкло, по крышам и оконным стеклам забарабанили крупные капли холодного осеннего дождя.
Тетушка Муслима смотрела в окно, и казалось ей, что потемнело не на дворе, а у нее в глазах.
Но вот солнце прорвало темную завесу, и его лучик упал на голову Амона. Сумерки стали рассеиваться вместе с тучей, земля вновь озарилась ярким светом.
— Ох! — вырвался из груди тетушки Муслимы тяжкий вздох, который словно бы облегчил сердце. Утирая слезы, она сказала: — Ладно, сынок, нехорошо оплакивать живого. Пусть ранен, искалечен, главное, что жив. Жив ведь?
— Жив.
— Значит, повезло. Это счастье. Сядь, Амонджон, ответь брату, поддержи его дух. Ему очень нужно сейчас ласковое слово.
Амон пересел с подоконника за письменный стол, который своими руками смастерил отец еще в ту далекую пору, когда Хамдам пошел в школу, и начал ответное письмо такими словами:
«Привет от верного младшего брата славному, храброму и стойкому старшему брату!»
Но письмо это не дошло до Хамдама.
Дней десять спустя на имя Амона пришел толстый серый конверт, в котором оказалось большое письмо — почти на десяти листах, исписанных с двух сторон, от командира гвардейского артиллерийского полка, где служил командиром противотанкового орудийного расчета Хамдам. Письмо было посвящено описанию подвига, совершенного, как подчеркивалось, «отважным сыном нашей Советской Родины, героем Хамдамом Хайдаровым».