Им троим — Семакову, ему и Поликарпову — предложили места в санитарной машине, но они с Поликарповым, не сговариваясь, отказались. Семаков же уехал в полк докладывать о случившемся.
«Санитарка» долго еще была видна, а когда исчезла из виду вовсе, оказалось, что спустились сумерки. Далеко в деревне зажглось электричество. Заснеженное поле, посреди которого оставили их, было сначала густо-синим, потом окрасилось в унылый мышиный цвет, небо позеленело, и в нем появились первые звезды. Солдаты остались одни в поле, через которое шагали черные опоры ЛЭП.
Возбуждение утихло, разговоры остыли. Разведчики подняли воротники курток, завязали наушники. Автоматы были давно уже зачехлены.
— Да, — сказал, качая головой, Дима, — вот как вышло.
— А что вы переживаете! Все нормально, — успокоил его Климов. Спичка в руках его дрожала, когда он прикуривал.
— Я не о том, — Дима глядел на далекие электрические огоньки в деревне. — Все это чепуха. Я о другом… — Он долго молчал и, как всегда в безделье, долбил лунку носком сапога. — Нет, честное слово, — сказал он, — я не знаю… Серьезно, не знаю, каждый ли сумел бы вот так. Как ты.
— Конечно, — великодушно ответил Климов.
— Нет, Коля, — покачал снова головой Дима. — Легко сказать, сделать труднее. Вот так, самому, по своей, что ли, инициативе… Никто же тебя не заставляет. Черт знает куда лезть… Нет, ты все-таки молодец. Определенно говорю. Честно, — и засмеялся. — Я тебя уважаю. Так, что ли? — и повторил еще раз, с удовольствием: — Я тебя уважаю, слышишь!
— Да что вы, в самом деле, — сказал Климов. Плечи его все еще тряслись. — Вот капитан чуть не убился. Он-то за что! — Он полез в карман за спичками и что-то вспомнил. — Послушайте, — сказал он озабоченно. — Куда же я его дел? Где он? Потеряли? Э, Божко, поднять не мог! Нож лейтенанта… Неужели посеяли? Где-нибудь под линией в снегу затоптали…
— Успокойся, — сказал Дима. — Теперь ему цены нет, ножу этому, — и достал свой красивый норвежский нож. — Я сразу поднял. — Он вынул его из желтых ножен, прошитых кручеными цветными нитками, подбросил и ловко поймал за рукоятку. Лезвие блеснуло. — Дорогой теперь этот нож, — повторил он и любовно погладил щечки из резной моржовой кости. Это все-таки был самый красивый нож в полку, предмет зависти каждого офицера, и принадлежал он Диме Хайдукевичу.
Дима опять подбросил нож в воздухе, поймал за лезвие и протянул рукояткой к Климову.
— Бери. Теперь он твой. Может, пригодится. Офицерский, — и снял с портупеи ярко-желтые ножны.
«Уазик» пришел поздно вечером, в глубокой темноте. Свет фар уперся в расположившихся кругом — спинами внутрь — солдат. Они спали. Зачехленные автоматы лежали на коленях. Поликарпов с Климовым были помещены в центре этого круга. Выпрыгнувший из кабины Семаков сразу увидел длинную фигуру с засунутыми в карманы куртки руками. Лейтенант стерег сон своих разведчиков.
Свет слепил глаза, и Дима не мог сразу разглядеть приехавшего. А Семаков шел к нему, так и не придумав за длинную дорогу, как объявить, что роте приказано добираться до полка марш-броском.
Окончил Суворовское военное училище, Высшее инженерное радиотехническое училище, Военную инженерную радиотехническую академию. Служит в Советской Армии, подполковник. Печатался в журнале «Знамя», в газетах «Правда», «Известия», его повести переводились на иностранные языки. В издательстве «Советский писатель» выходит в свет книга «Разведчики».
Николай Иванов
ГРОЗА НАД ГИНДУКУШЕМ
Повесть
© Журнал «Октябрь», 1984 г.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«В 18 километрах севернее Пешавара создан лагерь афганских беженцев Адезай.
Вдоль покосившихся, трижды перелатанных палаток лагеря афганских беженцев бродил человек. Несколько раз он пробовал присесть где-нибудь в тени за палаткой, но поднимавшееся в зенит солнце вскоре опаляло своими лучами и это место, и человек вновь начинал неприкаянно бродить по лагерю. Его мучила жажда, но он не увидел ни колодца, ни арыка — видимо, вода здесь была привозная. Редкие жители лагеря, к которым он пытался обратиться, проходили мимо, не останавливаясь.