Солдаты порядка

Когда за ним затворилась дверь кабинета следователя, Баварский, довольный ходом событий, сказал:

— Коган, вероятно, думает, что тот парень, которого он ударил ножом около метро «Сокольники», скончался, а ведь этот человек жив и поправляется.

— Я о том же подумал, — отозвался Потехин, — но мы пока не станем его разубеждать.

На следующий день Коган, истомленный бессонной ночью, в течение которой он исписал несколько листов убористым почерком, явился к администрации следственного изолятора с повинной, в которой обстоятельно изложил все, что натворил совместно с Хлыстовым, Евтюшиным, Киселевым и Каргополовым.

Теперь оставался недопрошенным один Хлыстов. Как он поведет себя?

Небольшой, тихий городок Славута в Хмельницкой области встретил Баварского и одного из авторов этих строк мелким холодным дождем.

Обыск у матери Хлыстова решили произвести утром. Она жила в центре городка в четырехэтажном доме. Когда Баварский и следователь представились ей, она всплеснула руками, заплакала, повторяя:

— Это не очень серьезно? Скажите, ничего страшного?

Обыск ничего существенного не дал: ни икон, никаких других вещей после квартирных краж Хлыстов к матери не привозил. Однако во время обыска удалось обнаружить письмо, в котором Хлыстов предупреждал мать о том, как она должна отвечать на вопрос работников милиции, где он находился 26 июля 1971 года — именно тогда была совершена одна из краж икон и других предметов культа.

«Ты, мама, не волнуйся, — писал он. — Тут на меня наговаривают всякую ерунду. Если тебя спросят, скажи, что 26 июля я приезжал домой».

На допросе Хлыстов манерничал, тщательно подбирал слова, отвечал на вопросы снисходительно.

Когда следователь предложил ему рассказать о совершенных преступлениях, Хлыстов заявил:

— Если мне память не изменяет, закон предоставляет право обвиняемому не давать никаких показаний. Так вот разрешите мне воспользоваться этим правом.

Хлыстов выпрямился на стуле, скрестил руки на груди и принялся смотреть в окно.

— Что ж, память вам не изменяет, — в тон ему сказал Потехин, — однако мне все-таки хотелось бы услышать от вас, где вы находились 26 июля 1971 года.

— Дома… в Славуте, — игра в молчанку пока у Хлыстова не выходила. — Можете проверить.

— А мы уже проверили.

— То есть?

— Вместо вас дома было вот это, — Потехин показал Хлыстову письмо.

— Что здесь такого? Я действительно послал письмо, но никаких показаний по этому поводу давать не намерен.

— Коган, Евтюшин, Каргополов и Киселев, с которыми мы вам проведем очные ставки, оказались гораздо благоразумнее, — сказал следователь. — Кроме того, мы уже имеем показания сбытчиков, получавших от вас произведения древнерусского искусства. По делу изъяты многочисленные вещественные доказательства. Есть и свидетели вашей преступной деятельности. Так что вы ведете себя, по меньшей мере, неразумно. Ваши сообщники дружно заявляют, что организатором всех преступлений, совершенных вашей группой, являетесь именно вы, Валерий Иванович.

— Ну, конечно, конечно! Где уж с их серым веществом организовать что-нибудь стоящее, — заявил Хлыстов.

Следствием было установлено, что, возвратившись из мест лишения свободы и будучи исключенным из института, Хлыстов стал искать путей к легкой наживе. У него давно созрел план хищения произведений древнерусского искусства, которым он еще в местах лишения свободы поделился с Коганом и Евтюшиным.

— Зачем лезть в магазины или красть какие-то вещички? В магазинах милиция теперь ставит сигнализацию. Сгоришь сразу. Вещички тоже не вдруг продашь. На них немного охотников. А на произведения древнерусского искусства сейчас большой спрос. Конечно, тут есть один пробел: никто из нас не силен в этом самом искусстве. Я освобождаюсь раньше вас и восполню этот пробел.

Пока Коган и Евтюшин продолжали отбывать наказание, Хлыстов регулярно посещал лекции по древнерусскому искусству в Третьяковской галерее и прочитал несколько книг.

Буквально в первый же день после возвращения Когана Хлыстов наведался к нему, и они договорились заняться «маклями» (кражами и продажей) произведений древнерусского искусства.

Перед каждой кражей Хлыстов, чаще всего в одиночку, производил рекогносцировку. Он заходил в церковь, представлялся то бедным семинаристом, то поклонником старых художников, завязывал непринужденные беседы со священнослужителями и неизменно производил на них впечатление своими познаниями в иконописи. Один из настоятелей был им так очарован и настолько расчувствовался, что оказал Хлыстову вспомоществование в размере пятидесяти рублей.

После глубокой разведки Хлыстов разрабатывал план кражи. Сбывать краденое он не доверял никому. Ни Когана, ни Евтюшина, ни Киселева он никогда не знакомил с перекупщиками. Никто из них не имел ни малейшего представления о том, сколько денег получал Хлыстов за «макли». Истинную сумму он обычно существенно занижал, считая обман своих сообщников в порядке вещей.