Солдаты последней войны

– Раз, два… – они делают поворот. И вдруг раздается какой-то дикий, пугающий звук. Звонкий Катькин голосок срывается. И она повисает на руках у Петьки, медленно сползая на снег. Мы ничего не понимаем. Мы стоим как вкопанные, уставившись на Катеньку. А она медленно падает. Даже не падает, а как-то устало ложится на снег. Позади резко визжит машина, резко срываясь с места. Но мы не обращаем на нее внимания. Мы бросаемся к Катеньке.

Она лежит на белом снегу. На ее лице застыло удивление. Она лежит такая же красивая, молодая, с запорошенными ресничками и выбившимися кудряшками из-под пушистого платка. Рядом на снегу – венок из белых хризантем, к которому медленно ползет струйка чего-то неестественно красного, липкого, неправдоподобного, словно из неумело нарисованного мультфильма. Мне кажется, что кровь. А в единственно светящемся окне все еще звучит вальс. Раз, два, три…

Уже в милиции я немного пришел в себя. Бодрый голос ретивого молодого следователя вернул меня на землю. Хотя я так и не мог объяснить, что случилось. В эту ночь. В день их помолвки. На земле, где жила Катенька. Жила…

– Значит, вы ничего объяснить не можете, – следователь нервно постучал ручкой по столу, расспрашивая Петьку. – И все же… Может, в таком случае целились в вас?

Тот только пожал плечами. В его глазах застыло странное выражение. Мне вдруг показалось, что он знает гораздо больше, чем говорит.

– А на цвет машины, марку, ее номер вы обратили внимание?

И вновь – отрицательный ответ… Хотя потом я вспомнил, что Петух сразу же бросился к удирающему автомобилю. Уже у дома я его спросил.

– Ты почему ничего не сказал в милиции?

– Почему? – Петух сплюнул пожеванную сигарету. – Почему…

В его глазах по-прежнему застыло странное выражение.

– Потому что я ничего не знаю.

– Врешь, Петька.

Он поднял на меня тяжелый взгляд.

– Это мое дело, Кира. Запомни – мое. Вместо Катьки должен быть я, поверь. Видишь, какой я счастливчик, – лицо Петуха исказила недобрая улыбка. – Поэтому… В общем…

Он махнул рукой и скрылся за своей дверью.

С Петухом я решил разобраться позднее. А теперь надо было поддержать Шурочку. Находясь в шоке, он даже показания давал чисто автоматически. А, возвращаясь, незаметно оторвался от нас.

Слава Богу, Шурочка был дома. Дверь квартиры была чуть приоткрыта и мы, переступив порог искренне удивились, увидев товарища за письменным столом. Перед ним лежали какие-то чертежи. И он сосредоточенно, медленно, аккуратно что-то измерял линейкой, постоянно повторяя какие-то цифры. Шурочка был настолько погружен в работу, что даже не заметил, как мы встали у него за спиной. Конечно, я не думал, что застану товарища бьющегося головой о стену, рвущего на себе волосы или пьяного вдрызг. И все же эта картина меня просто поразила.

– Шура, – осторожно окликнул я его. Он медленно обернулся и беспомощно заморгал близорукими глазами.

– Что ты делаешь, Шура? – спросил я, чтобы что-то спросить.

– А ты разве не видишь? Работаю. У меня уйма работы. Я уже давно не работал. Я ведь так и не закончил новый самолет. Думаю, мой проект обречен на успех. Но для этого нужно еще много потрудиться. Кстати, вы не видели Галку? Ей уже давно пора быть дома. Что-то она задерживается.

Мы с Майей переглянулись. Да, гораздо лучше было бы его застать вдрызг пьяным.

– Шурка! – я присел возле него на корточки. – Посмотри на меня, Шура! Посмотри мне в глаза.

Шурочка недоуменно уставился на меня.

– В чем дело, Кира? У тебя неприятности? От тебя ушла Лерка? Да Бог с ней, не переживай! Мне она никогда не нравилась, – Шурочка посмотрел на часы. – О Боже, ну, где же Галка?! Ты знаешь, ее альтруистские замашки уже стали меня утомлять. Вечно она бросается кому-то на помощь. И вечно кому-нибудь от нее что-нибудь нужно… Ну, да ладно. Ты извини, Кира, но у меня и впрямь уйма дел.

Я медленно поднялся и отвел Майю в сторону.

– Что с ним?

Майя была не на шутку встревожена. Но для меня такое состояние было не в новость, поскольку в своей практике я не раз сталкивался с подобным.

– Всего лишь шок, – констатировал я.

– Всего лишь? – Майя посмотрела на меня, как на бесчувственного чурбана. – И сколько это продлится?

– Надеюсь, недолго. Думаю, если ты сейчас найдешь с ним общий язык, он сможет вернуться в настоящее. Поскольку ты для него – настоящее. Понимаешь. Он как бы блокировал свою память. Произошла защитная реакция организма на сильнейший болевой стресс. Он подсознательно решил остановиться на времени, когда еще была жива Галка, когда он работал конструктором, когда все у него было нормально, – я пытался объяснить состояние друга доступным языком. – Если мы не вмешаемся, то продлится еще некоторое время. Он будет в счастливом неведении, но пробуждение в таком случае станет гораздо опаснее. Поэтому…

– Поэтому у нас нет выхода, – продолжила за меня Майя. И приблизилась к Шурочке. Так же присела возле него на корточки и осторожно прикоснулась к его локтю.

Он вздрогнул и с недоумением посмотрел на Майю. В это время я порылся в буфете в поисках коньяка.

– Шура, – позвала Майя.