Солнечная ладонь

— Все в этом мире ошибаются! — громогласно провозгласил Фагот, почувствовав, как дуновение его нерешительности превращается в ветерок сомнений.

И это отчетливо было видно по аурам монахов. Даже те, кто ещё совсем недавно фонтанировал фанатичной преданностью теперь явно находились в растерянности — кто прав и как же всё таки поступить?

«По отдельности мы сильные личности, — неожиданно подумал Ник, — а все вместе — безвольное стадо, подверженное чужому мнению».

Уж слишком сильно текущая ситуация напомнила ему совсем недавно закончившуюся эпопею с массовой вакцинацией населения.

Ник ещё хорошо помнил, как ещё утром человек, будучи уверенным в необходимости поставить прививку, к обеду уже сомневался в своем решении, а к вечеру становился убежденным сторонником теории заговора. И наоборот.

И сейчас Ник, казалось, понял одну очень важную вещь — легче всего было тем, кто не слушал десятки экспертов, ТВ и своих знакомых. Просто принимал решение и следовал своему Пути. По крайней мере, из тех его знакомых, кто принял решение, каким бы оно не было, и вышел из разгорающейся мировой суеты, никто не погиб.

«Ум может ошибаться, — неожиданно понял Ник, отстраненно наблюдая, как за какие-то секунды мнение толпы меняется в противоположную сторону. — А вот сердце точно знает, что будет хорошо для нас».

— Да, да, братья! — Фагот потер кончик носа и, как показалось Нику что-то незаметно вздохнул в себя. — Все могут ошибаться! И Слуга, и Послушник, и Воин, и Учитель, и Сеть, и даже… я.

«Губа не дура!», — мысленно покачал Ник. Поражаясь наглости Фагота.

— Не ошибается только Устав нашего течения, а в нём ясно сказано: нельзя убивать братьев по вере!

Ник, несмотря на только что полученную индульгенцию, напрягся. С одной стороны, Фагот публично отказался от репрессий в отношении Ника, с другой — всё не могло быть так просто…

— Жизнь одаренного — самое ценное, что есть! — Фагот пафосно вскинул руки, и Ник заметил, как на тыльной стороне его правой руки сверкнули тусклые искорки. — И это величайшее сокровище нашего течения!

«Ага, тогда почему ты корежишь энергокаркасы „братьев“ и позволяешь Гонгу рвать духовные связи души и тела?»

— Мы сильны только когда мы едины! А когда мы едины враги дрогнут уже при одном нашем виде!

«Что за бред! Мешанина дешевых лозунгов и банальная манипуляция! — подумал Ник с удивлением смотря на Фагота. — Неужели он думает, что это сработает?!»

— И только что на наших глазах погиб наш брат! Фагот скривился, видимо, демонстрируя свою скорбь, и часть вины, конечно же лежит на мне!

— Часть? — не выдержал Ник, с беспокойством замечая, как по энергоструктуре Настоятеля прокатывается серебристый поток чужой Силы, а исходящие от него волны фанатичной уверенности накрывают ауры послушников.

— И чтобы искупить свою вину я беру на себя аскезу! — голос Фагота сделался до отвращения торжественным. — Аскезу голодом до Явления стелы!

— То есть сутки, — скептически вставил Ник, но Фагот, зло сверкнув глазами, лишь повысил голос:

— Учитель Карп был моей правой рукой и величайшим Мастером рукопашного боя! Неоценимая потеря! А всё из-за него!

Палец настоятеля, казалось, проткнет Ника насквозь, а сам парень почувствовал, как в его энергокаркас кольнуло что-то неприятное.

Тут же окутавшись жемчужной плёнкой и пустив волну эфира по энергоканалам, Ник гордо вскинул подбородок.

— Того, кто мертв внутри, не убить! — Нику было непривычно говорить напыщенным и пафосным языком, но он четко понимал, что молчать нельзя.

Их противостояние перешло на новый уровень — и уж на нем опытный интрига Фагот положит его на обе лопатки.

— Смерть есть смерть, а убийство есть убийство! — возразил Фагот.

«Под нарушение Устава хочешь меня подвести? — смекнул Ник. — Да щас же!»

— Смерть смерти рознь, — возразил Ник, — а врача, вырезающего опухоль, никто и не подумает назвать убийцей!

— Устав трактует убийство брата по вере однозначно! — Фагот и не думал уступать.

— Тогда наказан должен быть каждый, чью вину усмотрит храм, — прищурился Ник.

— Я уже взял на себя аскезу! — с достоинством возразил Настоятель, но Ник не зря следил за аурой Фагота.

Всполох оранжевого света в горловой чакре дал ясно понять, что Фагот волнуется о том, что сболтнул лишнего.

— До самого явления стелы беру на себя три аскезы! — заявил Ник судорожно продумывая, как не загнать себя в ловушку, как это только что сделал Фагот. — Первое! Я первый не подниму руку на послушника монастыря «Огненный кулак»!

Судя по ауре Фагота, в которой вспыхнул черный протуберанец ненависти, с первой аскезой Ник не ошибся.

— Второе! Буду помогать своим братьям по течению познать величие Солнечного пути словом и делом!

Глаз Фагота задергался, и Ник не сдержал улыбки. Два из трех!

— Третье! Я первым доберусь до Пера во время ежегодного испытания!

«Косяк, — тут же подумал Ник, заметив лилово-красные пятна торжества, пошедшие по ауре настоятеля. — Надо был про голодовку сказать… Кстати насчет голодовки!»

— И я предлагаю всем братьям почтить память Учителя Карпа аскезой голодом, длиной в сутки!